Remember your roots but be yourself
ОЧЕНЬ много букв...
читать дальше
Волк
От меня уехал Волк.
Я кормил его капустой,
Видно, этот овощ вкусный,
Видно, кушать он не мог.
Волк уехал от меня.
Сколько зверя не кормите,
Для него природы нити
Крепче толстого ремня.
Он уехал в дальний лес,
Где растут деревьев тыщи.
И построил там жилище,
И в него, довольный, влез.
А потом глядит вокруг,
А внутри жилища - пусто...
Где же ты, моя капуста?
Где же ты, мой верный друг?
Ночью Волк сидит на пне,
На луну тоскливо воя...
Видно, нет ему покоя.
Видно, помнит обо мне.
Без ботинка
Шел по улице прохожий.
Был он ростом невысок.
На одной ноге – ботинок,
На другой ноге – носок.
«Это, видимо, ученый, –
Каждый вслед ему глядел, –
Который так глубоко задумался над научной проблемой,
Что ботинок не надел!»
А прохожий шел угрюмо,
У него носок промок.
Это был Семен Семеныч –
Знатный, кстати, педагог.
У него сегодня дома
Разыгрался жаркий бой:
Поругались два ботинка
Из-за щетки обувной.
И в конце концов решили:
Жить отныне – только врозь!
И хозяину ботинки
Помирить не удалось.
Так и шел Семен Семеныч,
Хоть и был он педагог...
На одной ноге – ботинок,
На другой ноге –
совсем ботинка не было.
О коровах
На травке
у леса густого
паслась луговая корова.
А в море,
водою плеская,
ныряла корова морская.
И где-то
на дерево ловко
карабкалась божья коровка...
Везде успевают коровы:
коровы –
они будь здоровы!
Как ловкий бегемот гонялся
за нахальной мухой в тесной комнате,
где было много стеклянной посуды
НЕмножко НЕобычное НЕстихотворение
Ж
ЖЖЖ
ЖЖЖЖЖЖЖЖ
ЖЖЖЖЖ
ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ
БАЦ!
ЖЖЖЖ
Ж... Ж...
ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ
БАЦ! БАЦ!!
ЖЖЖЖЖЖ
БАЦ! БУМ! ДЗИНЬ!..
ЖЖЖЖЖЖ
ТОП.
ЖЖЖЖ
ТОП – ТОП.
ЖЖЖЖЖЖЖЖ
ТОП – ТОП – ТОП.
ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ
ШЛЕП!!!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
ШМЯК.
И стало тихо.
Костюм для черепахи
В далекой пустыне
жила Черепаха.
Была Черепаха
большая неряха:
ходила в одежде
измятой и рваной,
не пользуясь
ни туалетом,
ни ванной.
Хоть часто меняла
наряд Черепаха,
но быстро рвалась
за рубахой рубаха.
Когда это дело
совсем надоело,
взяла Черепаха
и панцирь надела.
С тех пор
так и ползает
с видом угрюмым.
И панцирь ей служит
надежным костюмом:
не мнется,
не рвется,
всё время на месте –
на целых сто лет...
или даже на двести!
Мышиный поселок
На небо вскарабкался лунный осколок –
В подвале проснулся Мышиный поселок.
Во тьме
Паровоза послышался свист:
Катает мышей
Удалой мЫшинист.
На площади – шум
И мышей мЫшанина.
Повсюду спешат
За мЫшиной мЫшина.
Внизу под мышами
Шуршит мЫшура.
Вверху над мышами
Жужжит мЫшкара.
Ученые мышки полны размышлений...
МЫшок мЫшинально ворует мЫшенник...
Мышата смышленые,
Спрятавшись в тень,
Всю ночь из мЫшкета
Стреляют в мЫшень...
Но утром опустится лунный осколок –
Уснет на рассвете Мышиный поселок.
И мама шепнет мне:
«Тимоша, вставай!..».
А я ей отвечу:
«Я сплю... Не мЫшай...».
Воскрысный крыссворд
Как-то вечером Крыса подпольная
Губки яркой помадой накрЫсила
И, обувшись в крЫссовки спортивныя,
Сразу стала крЫсавицей писаной!
Вот уселась она и крЫсуется,
Наблюдая за крЫсками вечера
И крЫснея от ушек до хвостика.
В гости ждет не дождется крЫсавчика.
Долго тянется время воскрЫсное,
И крЫсотка задумчиво думает:
«Хоть бы крЫсноармеец пожаловал
С крЫстовиной сугубо военною.
НаскрЫсти мы смогли бы достаточно
Сытной пищи в домашних окрЫстностях,
А затем предались б крЫсноречию
О прекрЫсном искусстве художников...».
Только вместо крЫсавца пожаловал
Вдруг крЫстьянин нежданно-негаданно,
А лицо у него крЫснолицее –
Не крЫснуха ли это заразная?
Как сумел он подкрЫсться на цыпочках?
Надо что-то укрЫсть на прощание!
И, схватив пару соли крЫсталликов,
Быстро юркнула Крыса в убежище.
Там уселась она в крЫсло мягкое
И, скрЫстив свои лапки мохнатыя,
Сей крЫссворд стала молча разгадывать,
Что под рубрикой «Крыса поехала».
Автобусное незнакомство
В автобусной давке я шумно пыхтел —
людьми и авоськами скомкан.
И вдруг за стеною спрессованных тел
мелькнуло лицо незнакомки.
Глаза — малахиты, а волосы медь.
Преодолевая усталость,
мне губы шепнули:
— Давай терпеть!
Наверно,
Недолго осталось...
Болела зажатая дверью рука,
валялся башмак у порога.
Но мне показалось:
дорога легка!
И стало свободней...
Немного.
Борьба с инфекцией
Ветер выл,
как воют сто зверей.
Дождь по листьям колотил упруго.
Я и друг
стояли во дворе,
в тишине беседуя друг с другом.
Друг чихххнул!..
И маленький микроб,
вылетев из дружеского носа,
специально постарался,
чтоб
угодить ко мне в ноздрю
без спроса.
Но,
попав в гостеприимный нос,
микроорганизм устроил подлость:
он ущерб хозяину нанес,
заразивши носовую полость.
Я чихххнул —
не раз, а целых три!
Да и не понадобилось боле,
чтобы внутрь дружеской ноздри
гадкого микроба отфутболить.
Долгую беседу мы вели,
между слов чихххая многократно.
А микроб
в двух метрах от земли
двигался
туда → сюда ← обратно...
Наконец,
он рухнул под забор.
Я и друг
обрадовались оба:
дали мы инфекции отпор,
начихххав
на вредного микроба!
В порыве нежности
Сквозь обворожительный туман
Ехал я куда-то
С милой девой,
Обхватив ее рукою левой,
А рукою правой сжав карман.
Дева мне шепнула:
«Отчего ж
Вы кармана щупаете нити?
Лучше в плен объятий заключите,
Чтобы я не чувствовала дрожь...»
Ощущая нежности порыв,
Обуянный надлежащей силой,
Обнял я фигуру
Девы милой,
Свой карман нарочно отпустив.
Из кармана вылезла змея —
То ли анаконда,
То ли кобра, —
И на деву глянула недобро
Живность ядовитая моя.
Дева от испуга сразу в крик!
Я змею ударил больно в ухо
И сказал:
«Ну, что же ты, старуха?»
А змея:
«Ну, что же ты, старик?..»
Визит
Я к Вам пpишел однажды по утpу,
Когда Вы сильно спали на диване.
Румяный кит баpахтался в стакане.
И муха кувыpкалась на ветpу.
Я двадцать шесть минут смотpел на Вас,
Обвоpоженный видом живописным, —
Похожий то на пеpстень с аметистом,
А то на стаpомодный таpантас.
Вы спали, обнаженная до плеч.
И мысль меня точила, как отpава:
«Имею ли я нpавственное пpаво
На часть дивана с Вами pядом лечь?»
Пока я был во власти сквеpных дум,
А также сокpовенных устpемлений,
Вы скpомно выгибали pяд коленей
(Меня влекло обычно только к двум.)
И голос Ваш моих касался уш:
«Я двадцать шесть минут лежу впустую!
Не скучно ль Вам изображать статую?
Напpаво — туалет, налево — душ...»
И я ушел однажды поутру —
Подальше от коварного дивана!
И бледный кит упал на дно стакана.
И муха заблудилась на ветру.
Вместе с Жуком
Однажды
жутко жирный Жук
заполз ко мне в сапог.
Он иждавал жужжащий жвук,
а я жужжать не мог.
Он желтый желудь
жадно грыз
(таков его удел),
потом кружил:
то вверх,
то вниз.
А я так не умел.
Его шесть ног
(а может, рук)
пожав ему подряд,
я понял вдруг,
что этот Жук —
мой друг
и даже брат.
Хотя
с товарищем Жуком
мы не похожи,
но
ходить под солнцем
босиком
нам вместе суждено.
И бодро мы вперед пошли,
как будто на парад.
И все животные Земли
шагали с нами в ряд.
Светило солнышко в глаза:
хи-хи,
хо-хо,
ха-ха!..
А в туче
пряталась гроза —
подальше от греха.
Военная тревога
Для счастья надобно немного:
пирог,
варенье
и зефир.
Но вот военная тревога
нарушила покой квартир.
Военные надев ботинки,
Военные обув штаны,
Я вылезаю из кровати,
Чтоб защитить покой страны.
Сурово пью кефир военный,
Жую военный помидор —
И отправляюсь постепенно
Врагу достойный дать отпор.
А дочь моя лежит в кроватке
и видит детский сон о том
как смелый папа на лошадке
с коварным борется врагом
он ловко скачет с папиросой
навстречу лютому врагу
а ветер с папиного носа
срывает хрупкие очки
потом еще пиджак срывает
потом военные штаны
потом военные ботинки
(ценою в 42 рубля)
а папа без очков не видит
но скачет на лихом коне
навстречу ядерным ракетам
подводным лодкам и т.п.
и враг
в биноклю наблюдая
раздетый папин организм
вдруг неуклонно понимает
что значит русский героизм
он рвет секретную бумагу
и убегает наутек
а папе скоро за отвагу
дадут Почетный Молоток!
Не дали...
И дадут едва ли
хотя бы часть от Молотка.
Ведь даже маленькой медали
еще не дали мне пока.
Тревогу отменили вскоре —
была учебною она.
А мир
(особенно на море)
гораздо лучше,
чем война.
Время добрых зверей
Я в Африке не был ни разу.
В Америке — тоже я не...
Сухарь
не давал дикобразу,
чтоб он покатал на спине.
Змея не кусала в полыни,
не щупал в реке осьминог
и даже, представьте, поныне
не бегал за мной носорог.
Да сколько ж такое продлится?
Не видно ж такому конца...
Пускай забодала бы птица,
пускай заклевала б овца!
И вдруг открываются двери,
и вижу я
(будто во сне),
как разнообразные звери
рысцою несутся ко мне —
несутся, представьте, рысцою
из джунглей,
пустынь
и морей...
Меня напоили росою
и дали мешок сухарей.
Я тоже,
что мог,
отдавал им,
хотя уж и был полужив.
Укрыли меня одеялом,
сперва на кровать положив.
«Покуда о нас не забудешь, —
шептал мне седой дикобраз, —
не раз ты в Америке будешь.
И в Африке — тоже не раз...»
Какая-то мощная сила
помчала секунды быстрей.
И понял я,
что наступило
ВРЕМЯ
ДОБРЫХ
ЗВЕРЕЙ.
Встреча
В чистом поле утром рано
Шел Иван Кузьмич.
Вдруг на голову Ивана
Шлепнулся кирпич.
Молвил Ваня: «Всяка рухлядь
Так и норовит
На макушку сверху рухнуть,
Как метеорит!»
А Кирпич вздохнул: «Доколе
Мне терпеть напасть,
Если даже в чистом поле
Некуда упасть?
В океане и в саванне,
В кресле, на печи —
Всюду попадутся Вани,
Всюду Кузьмичи!..»
Голые животные
У животных нет одежды
Ни для ног и ни для рук.
Ходят звери, как и прежде,
Без ботинок и без брюк,
Без носков и без рубашек,
И, простите, без трусов —
От малюсеньких букашек
До огромнейших слонов.
Вот одеть бы их по моде,
Нарядить и так и сяк,
Чтоб, гуляя на природе,
Люди видели бы, как
Щеголяют бегемоты
В разноцветных пиджаках,
А коровы носят боты
На высоких каблуках.
Впрочем, это лишь надежды,
Вызывающие смех.
У животных нет одежды —
Только шкура, только мех.
Только мех и только шкура
От копыт и до горба:
Уж такая их натура.
Уж такая их судьба.
Два отца
На лужайке
сидел Рыболов,
терпеливо
копал червяков.
Увидал Рыболова
Скворец
и решил:
«Настоящий отец!
Ищет корм
даже лучше,
чем я, —
видно,
тоже большая
семья».
До будущего лета
Уходит тихо Лето,
Одетое в листву.
И остаются где-то
Во сне иль наяву:
Серебряная мушка
В сетях у паука,
Невыпитая кружка
Парного молока.
И ручеёк стеклянный.
И тёплая земля.
И над лесной поляной
Жужжание шмеля.
Приходит тихо Осень,
Одетая в туман.
Она дожди приносит
Из зарубежных стран.
И листьев жёлтых ворох,
И аромат лесной,
И сырость в тёмных норах.
А где-то за стеной
Будильник до рассвета
Стрекочет на столе:
«До бу-ду-ще-го ле-та,
До бу-ду-ще-го ле-...»
Жена не спит
Ночью
ветра слышен стон.
Гулко тикает будильник.
Снится мне
кошмарный сон:
я —
тяжелый холодильник!
Я — железный агрегат,
снедью доверху набитый.
У меня внутри лежат
и продукты,
и напитки...
Увлеченный жутким сном,
не похож на мудреца я:
рот во сне открыт,
а в нем
лампа тусклая мерцает.
Где же опытный монтер
холодильной установки?
Мой измученный мотор
тарахтит без остановки!
Так и сплю —
мотор сипит,
лампа светит небольшая...
А жена моя не спит:
шум и свет
ей спать мешают.
Запасная нога
Наслаждаясь осенью волшебной,
я гулял однажды под луной
и с одной Собакою служебной
встретился на улице ночной.
У нее висело две медали
«За отлов опасного врага».
Я спросил Собаку:
не нужна ли
ей случайно пятая нога?
И Собака звонко отвечала,
что была б готова голодать —
лишь бы только
с самого б начала
пятою б ногою обладать.
Сколько бы врагов она поймала,
запасной орудуя б ногой,
чтобы по указу генерала
ей вручили б
орден боевой!
Я сказал Собаке,
дав конфету:
— Пусть погибнут Родины враги!
Только у меня, признаться, нету
запасной, как видите, ноги.
И добавил:
— Так уж получилось.
Извините,
я ведь пошутил...
А Собака очень огорчилась
и ушла —
печальная совсем.
Заслуженная награда
Уже смеркалось.
Слесарь Дикобразов,
окончив труд,
шагал по мостовой.
И полную корзину дикобразов
он торопливо нес к себе домой.
Но слесаря с животными не ждали
и потому устроили скандал:
мол, дикобразам место в Сенегале —
так пусть он их отправит в Сенегал!
Всю ночь в корзине мерзли дикобразы
без одеялов и продуктов без...
А мимо них неслись не то КамАЗы,
не то машины марки «Мерседес».
Под утро вышел дворник Чистопузов,
помахивая ивовым прутом, —
специалист по переноске грузов,
составленных из мусора притом.
Доставив груз к воротам зверобазы,
он бормотал до утренней зари:
— Оно, конечно, с виду дикобразы,
но тоже звери, что ни говори...
На зверобазе дворника не ждали,
но обещали,
что за честный труд,
хоть и не смогут дать ему медали,
но всё равно чего-нибудь дадут.
Уже светало.
Дворник Чистопузов
усталый, но довольный шел домой
и нес большой аквариум медузов —
в награду за поступок трудовой.
Звериный сонет
Напрасно время жизни берегу:
Мои года в лесу Кукушка сверит,
Где рыскают понятливые звери,
Питаясь непонятливым рагу.
Досадно спотыкаясь на бегу,
Противнику сдаваться не намерен.
Ко мне придет на помощь Сивый Мерин
И отнесет к Овсяному Стогу,
Где не бывает подлости и лести,
Где Бабочка и Тигр играют вместе,
А Ветер, забывая вой и стон,
Шепнет уютно, дуя в Стог Овсяный,
Что величают Бабочку Сусанной,
А Тигр носит имя Спиридон.
Знак вопроса
Я курю.
Из папиросы
вылетает бледный дым.
Образуя знак вопроса,
дым становится седым.
Месяц красный,
будто окунь —
осторожен и колюч —
в сонный омут
черных окон
выплывает из-за туч.
Где-то пахнет пирогами.
Дверь закрыта на засов.
Машут длинными руками
стрелки башенных часов.
Спит водитель дядя Федя —
он устал за целый день.
И во сне куда-то едет,
нажимая на педаль...
Мысли острая рапира
протыкает сверху вниз
неопознанного мира
совершенный организм.
Мир загадочен,
как ребус...
Но,
свободою влеком,
электрический троллейбус
хочет стать грузовиком.
Почему судьба за это
норовит ударить в нос?
Не могу найти ответа
на поставленный вопрос.
Потому на барабане
я учу играть мышат.
И валяется в чулане
мой дырявый парашют.
Изготовление дождя
Я в конструкторы пошел бы!
Пальцев сдерживаю дрожь
и внутри изящной колбы
изготавливаю дождь:
газ летучий,
лес дремучий,
озера сковороду
и упитанную тучу
в колбу хрупкую кладу.
Упадут из тучи капли
на ветвей густую сеть —
в небесах
турецкой саблей
будет радуга висеть!
Но, увы,
дождя разгула
не сработал механизм:
тускло молния сверкнула,
слабый гром
сорвался вниз.
Дождь споткнулся неуклюже,
колбы лопнуло стекло...
И коричневая лужа
на ботинок
потекла.
Исповедь
Я люблю глядеть на деву,
Как она идет одна.
Слышу сладкие напевы:
Ля-ля-ля
И на-на-на.
Вот одна нога ступает,
А затем — еще одна:
Дева пухлая такая!
Вся насквозь она видна.
Если был бы я поэтом,
Я б такое написал,
Что сломались бы при этом
Все верхушки вострых скал.
Но не буду я поэтом —
Это мне не по плечу.
Я пузатым самолетом
В белом небе полечу,
Вспоминая, как мальчишкой
Я ловил пернатых кур...
То ли старым стал я слишком,
То ли лысым чересчур?
Самолет летит стрелою —
Только негде сесть ему.
Ходят девы подо мною,
Ходят девы:
Му-му-му...
История Слона
Где-то в Африке Центральной,
толстым хоботом силен,
жил на редкость натуральный
и не в меру свежий Слон.
И под жаркими лучами
он гулял как чумовой
с непокрытыми плечами
и с такой же головой.
То к навозу прикасался,
то садился в лужу он...
И внезапно оказался
чересчур несвежим Слон.
Пыль скопилася на лапах,
стала потною спина.
И какой-то
скверный запах
появился у Слона.
Но его слониха Даша
от Слона бы
ни за что
не ушла бы,
если б даже
он испортился б совсем.
Потому что увядает
свежесть тела иногда.
Но зато не покидает
свежесть чувства —
никогда!
К вопросу о движении комет
(Урок первоначальной астрономии)
Комету в небе видели вчера.
Она летела тихо и устало,
составленная
то ли из металла,
а то ли из простого серебра.
А я,
надев поношенный лорнет,
искал во тьме съедобные коренья,
пытаясь написать стихотворенье
«К вопросу о движении комет».
Со мной бродил
совсем бродячий пес,
едва стоявший на последних лапах,
однако тонко чувствующий запах,
витавший между ветками берез,
где ползали жуки,
ужи,
ежи
и жирные животные жирафы,
похожие на шкаф
(а может, шкАфы).
Хоть суть была одна —
как ни скажи.
Подвластные движению Земли,
они в пространстве мчались
еле-еле.
Куда? Зачем?
Уразуметь хотели.
Уразуметь, конечно, не смогли.
Комета же летала до утра,
пока мы с псом бродили,
где попало...
составленные
то ли из металла,
а то ли из простого серебра.
Как откормить свинью
Я гулял по французской улице
(А короче — по авеню)
И увидел брошюру с названием
«КАК ОТКОРМИТЬ СВИНЬЮ».
Ознакомившись с оглавлением,
Я от радости сел
Сам не свой:
Мне сначала весьма понравилась
глава «Уход за свиньей».
А потом задрожал я,
Как дерево,
Совокупностью тощих форм,
Обнаружив главу аппетитную,
Называвшуюся «Откорм».
И мечтал я о том,
Чтобы кто-нибудь
(Доживу ли до этого дня?)
Сочинил бы брошюру с названием
«КАК ОТКОРМИТЬ МЕНЯ».
Но,
Опять пошуршав страницами,
Чуть не выкурил
Семь папирос:
Чрезвычайно смутила глава меня,
Называвшаяся... «Опорос»!
А заметив в конце оглавления
Неприятное слово «Убой»,
Я подумал:
Не надо откармливаться —
Лучше буду,
Как прежде,
Худой.
* * *
Какие необъятные миры
Вверху неторопливо проплывали,
Пока внизу мы прятались в подвале
Согласно глупым правилам игры.
А нынче лишь пустые комары
Спешат гурьбой в заоблачные дали,
Усердно нажимая на педали, —
Повадки их коварны и хитры.
Навстречу им плывет пузатый слон
И робко машет длинными руками,
Пытаясь путь загородить веслом...
Но, сколько б глупость в ум ни облекали,
Останется чудесным небосклон —
И места хватит всем над облаками.
Кукиш с маслом
Весь мир наполнен вкусною едой,
что плавает, гуляет и летает,
друг друга неустанно уплетает
в воздэхе, на земле и под водой.
Вот облако свернулось колбасой.
Голодный ветер облако глотает.
А время, как мороженое, тает;
а жизнь идет, как валенок босой.
Но в мире есть особая еда:
она с тобой находится всегда
(и в магазине ты ее не купишь).
Когда возникнет острая нужда,
сложи умело аппетитный Кукиш —
и с маслом жуй его, туда-сюда!
Лунная сказка
Снова ночь пришла на небо —
И Луна висит опять.
Лунный Заяц в сонный город
Отправляется гулять.
Он крадётся по бульвару,
На котором шум умолк.
Зайцу Лунному навстречу
Ковыляет Лунный Волк.
Рассказав ночные вести
На пустынной мостовой,
будут лакомиться вместе
Шоколадною звездой.
А потом наступит утро,
Как бывает по утрам.
Лунный Волк
И Заяц Лунный
Разбегутся по углам.
Аккуратный дворник Ветер
Выйдет с ветреной метлой.
От звезды блестящий фантик
Ловко сдует с мостовой.
Любовное послание
Ваша личность, конечно же, дивная!
Но скажу Вам без тени смущения:
Вы — реальность вполне объективная,
даже данная мне в ощущениях.
Добываю любовь, как старатель, но...
не сторонник ее проявления.
Страсти пылкие спрятав старательно,
я исследую сущность явления:
как в натуре поступки различные
формируют в субъекте потребности
изменять отношение к личности
с чувства ВЕРности на чувство РЕВности?
Дело в том, что любовь быстро портится.
Где найти сохранений рецепты бы?..
А тем временем Ваши пропорции
ощущают чужие рецепторы.
Жизнь, однако, течет замечательно:
то провалы, то спуски пологие...
И запутался я окончательно
в утомительной терминологии.
Ваше сердце — на части делимое,
а душа — как холодная ванная.
Вы — реальность вполне ощутимая,
только мне
объективно
не данная.
Между Небом и Землей
Дождь гуляет
мокрым волком
между небом и землей —
над космическим поселком,
называемым Землей.
От дождя
в душе истома.
Но судьбу не обмануть:
может,
мы уйдем из дома
через несколько минут —
в место,
где над облаками
Солнце вечное живет
и не топчет каблуками
бесконечный небосвод.
На секунду обернемся,
уходя за Солнцем вслед:
может,
мы еще вернемся...
через много тысяч лет.
* * *
Мне с детских лет
пока лежал в коляске,
про институт
рассказывали сказки.
(Родился я в студенческой
семье, а вырос...
на студенческой скамье).
И слушал я, гуляя по манежу,
Что в институте маму
с папой режут.
Я рано понял:
нет страшней врага,
чем злая ведьма —
сессия-Яга!
Про сопромат
рассказывал мне на ночь
наш друг семьи —
студент Семен Иваныч.
И мне с тех пор
немало лет подряд
казался Бармалеем
сопромат...
И в результате,
взвесив аргументы,
я в страшный вуз
не подал документы.
Об этом не жалею,
и сейчас —
хожу спокойно в школу.
В первый класс.
На Патриарших прудах
Висело солнце на гвозде,
Укутанное одеялом,
Утратив верность идеалам
Светить всегда, светить везде;
Вода, застывшая куском
Не то смолы, не то мазута,
Была раздета и разута,
В ней звезды плавали гуськом;
Большая птица, или две,
Среди намокших звезд купалась,
Твое колено выгибалось
Углом латинской буквы V,
И только тонкая игла,
Что сердце чуткое колола,
Слегка робела, но колола...
А что она еще могла?
Напрасные мечты
Как заманчиво стать астрономом,
со Вселенною близко знакомым!
Часто слышать,
как шепчут кругом:
«Вон Собакин пошел...
Астроном!»
Это было бы вовсе не дурно:
наблюдать за орбитой Сатурна,
любоваться созвездием Лиры,
обнаруживать черные дыры...
и трактат сочинить непременно —
«ИЗУЧАЙТЕ ГЛУБИНЫ ВСЕЛЕННОЙ».
Мне хотелось бы стать астрономом,
по ночам на работу влекомым.
Но напрасны все эти мечты:
я ведь с детства
боюсь темноты.
Народная примета
Не умеют летать поросята
Животом ни вперед, ни назад.
Может быть, и умели когда-то,
Но теперь никуда не летят.
Слишком слабыми стали копытца,
И короткими слишком хвосты.
Им бы только в грязи копошиться,
Набивая едой животы.
Темнота наступает густая,
И во сне им привидится вдруг,
Как летит поросячая стая,
Направляясь на солнечный юг.
А народ, покидая постели,
Утепляет получше дома:
Поросята на юг улетели —
Значит, скоро начнется зима.
Одиноко...
В Антарктиде много снега.
И вдобавок много льда.
Кроме этого, вдобавок
нет там больше ничего.
Бродят хмурые пингвины
голубой равнины средь.
А кругом одни пингвины —
просто не на что смотреть!
Ах, умели бы пингвины
вдоль по воздуху летать,
полетели бы пингвины
прямо в Африку тогда,
чтоб вдали от Антарктиды
самолично, так сказать,
всяких там зверей увидеть
и себя им показать.
В Антарктиде нет жирафов,
нет верблюдов,
нет слонов...
Даже славные африканские бегемоты
там почему-то совсем не живут.*
И поэтому пингвины
дни и ночи напролет
видят бледные картины:
сверху — снег,
а снизу — лед.
ОДИНОКО...
Ветер свищет,
вероломно дуя в грудь.
А пингвин упорно ищет
хоть кого-бы-то-нибудь!..
С ледяной ныряет глыбы
в бесконечный океан,
но и там,
помимо рыбы,
не встречает никого.
* Тут у меня что-то не совсем получилось (Автор)
Одуванчики для крысы
В научном подвале Лумумбы Патриса
жила необычная Желтая Крыса.
Она отдала бы печенье и торт
за то,
чтоб поехать на южный курорт.
Любой согласится:
приятного мало
всю жизнь провести в помещенье подвала,
ни разу не слышав,
как чайки кричат,
ни разу не видев,
как рыбы молчат.
И часто мечтала подвальная Крыса,
что будто гуляет в тени кипариса,
а вечером теплым глядит из окна,
как бьется о берег морская волна.
Но вместо прибоя о кромку причала
внутри у нее что-то глухо урчало.
И песни холодные пела метель,
скрипучие ставни срывая с петель.
Тогда вылезала голодная Крыса
и скромно питалась остатками риса,
и горькие слезы душили ее.
И не было в мире печальней ее!
А я в это время
под песни метели
вот эти стихи
сочинял на постели,
забыв про печенье
и даже про торт, —
мне тоже хотелось
на южный курорт,
хотелось нарвать одуванчиков с клумбы,
отправить в подвал их Патриса Лумумбы,
послав Желтой Крысе
горячий привет…
Как жаль,
что зимой одуванчиков нет.
Опасная профессия
Одним успех почти неведом,
Другие же известны всем.
А я работаю обедом
В столовой №27.
Меня готовит тётя Глаша,
Чтоб накормить простой народ.
В моём составе — щи да каша
(А может быть, наоборот).
Когда я становлюсь холодным,
То согреваюсь у огня.
Товарищ, будь всегда голодным,
Чтоб с аппетитом съесть меня!
Моя профессия опасна —
Почти раздет, совсем разут...
Хотя, надеюсь, не напрасно
Меня кусают и грызут.
Вы без меня не проживёте,
Желает каждый вкусно есть.
Скажите мне, что вы жуёте,
И я скажу вам, кто вы есть.
Мы с вами близкие соседи,
Не нужно на судьбу роптать:
Пусть я сегодня буду съеден —
Мы завтра встретимся опять.
Откровение гусеницы
Как только луна
В обрамление окон
Войдет добровольною узницей,
Я под одеяло,
Как в стеганый кокон,
Вползаю противною Гусеницей.
И там размышляю
О чем-нибудь мудром,
Застыв цилиндрической палочкой.
И кажется мне,
Что из кокна утром
Я выпорхну милою Бабочкой.
Но утро приходит —
И солнце на лужу
Сквозь облако
Светит растерянно...
Из кокона
Я выползаю наружу
Невинные портить растения.
Памятник Синим Трусам
Мои Трусы! Я обращаюсь к вам,
хотя тоской полна моя утроба:
ведь расползлась фактически по швам
сия деталь мужского гардероба.
А помните ли вы тот первый миг
(тогда я был худым, как хворостина),
когда контакт застенчивый возник
моей ноги и вашего сатина?
Вы были неприступны — как броня,
хоть нитками суровыми зашиты.
И много лет служили для меня
надежным средством индивид-защиты.
Вы были несгибаемы, как сталь,
и не боялись ненасытной моли.
Я вместе с вами пионером стал,
а после оказался в комсомоле.
Мы были неразлучны там и тут:
во вторник зимний, в летнюю субботу...
Мы вместе поступали в институт,
опаздывали вместе на работу.
И даже в те интимные часы,
когда я с дамой нежился на ложе,
мой верный спутник — Синие Трусы —
с хозяином не расставались тоже.
А сколько посетили мы вокруг
различных туалетных помещений!
Для скольких многочисленных подруг
служили вы объектом восхищений!
Бывало, вы спускались до колен;
бывало, поднимались вверх... и теми
трусами мог гордиться б каждый член-
-корреспондент научных академий.
С тех пор уже прошло немало лет,
и в результате на известном месте
оставили года жестокий след
посредством дырок и других отверстий.
Мои Трусы, настал разлуки час:
в подлунном мире ничего не вечно.
И, вероятно, вынужден я вас
оставить, к сожалению, навечно.
Пусть ветер жизни дует в парусы!
Пусть наша цель теряется в потемках...
Я не забуду вас, мои Трусы,
И расскажу о вас моим потомкам.
Вам памятник потомки отольют.
И в честь Трусов поэта (через годы)
в стране устроят праздничный салют
и назовут морские пароходы.
Пел Соловей
Июнь.
Дремала ночь.
Пел Соловей...
Пел Соловей —
то нежно,
то надсадно.
И гибкий звук
дрожал среди ветвей
немых деревьев
городского сада.
Я распахнул окно —
и вышел в ночь.
Волшебный звук
меня окутал быстро,
но в тот же миг
уже умчался прочь,
легко скользя
с регистра на регистр.
Пел Соловей...
И птичий организм,
подобно капле,
жалок был и хрупок.
Но где-то в нем
скрывался органист
с клавиатурой
и системой трубок.
Пел Соловей!
Звучал орган души,
звучанием своим перекрывая
ворчанье механических машин,
жужжанье электрических трамваев.
Большие звуки наполняли мир.
Ползла секунда,
точно черепаха.
Казалось мне:
я слушаю клавир,
так и не ставший
сочиненьем Баха.
Пел Соловей.
И чудный звук везде
дрожал и таял
умиротворенно...
Но было тихо
в сумрачном гнезде,
где плакала
несчастная ворона.
Перелетные мухи
Падает снег, будто пух,
В воздухе вижу я стаи
Проголодавшихся мух —
Мухи на юг улетают.
Мухи покинули вдруг
Комнаты, кухни и спальни,
И потянулись на юг,
Где кипарисы и пальмы.
Очаровательный юг,
Всюду белеют панамы,
Нет ни морозов, ни вьюг,
Есть виноград и бананы.
Выправив тело и дух,
Вспомнив ромашку и клевер
Стаи упитанных мух
Вновь потянулись на север.
Чтобы, тревожа досуг,
Нежно жужжать возле ухов,
Чтобы маханием рук
Мы отбивались от мухов.
Под стук колес
Собака важною была.
Хотя и страшно с непривычки
сидеть в гремящей электричке,
Собака важною была.
Хозяин,
что Собаку вез,
повел себя не слишком важно:
он поскучал,
зевнул протяжно —
и задремал
под стук колес.
Собака долго не спала,
глазами важными моргала,
но всё же
тоже задремала,
хотя и важною была.
Окошко затянула мгла.
Хозяин спал
и был не важным...
Внизу,
вздыхая носом влажным,
Собака важная спала.
Подводная песня
Не очень-то приятно
работать водолазом
в скафандре полосатом
и в шлеме одноглазом.
Всё время озираться
под тяжестями груза:
укусит ли акула,
ухватит ли медуза?
А вот свободный дайвинг —
занятие, что надо:
ныряй себе под воду
и плавай... до упада!
И пусть во время дайвing
тебе щекочут пузing
то плавники акулing,
то щупальца медузing.
Поездка за рубеж
Иван Кузьмич спешил домой.
Он был известен как высоко-
квалифицированный токарь.
И вот теперь спешил домой.
Иван Кузьмич вошел в подъезд.
Осталось ждать ему недолго,
когда он с чувством выполненного долга
деликатес на ужин съест.
Иван Кузьмич затрясся аж,
осев почти наполовину,
и, лифта нагрузив кабину,
поехал на восьмой этаж...
Открылись двери.
Только лишь
Иван Кузьмич ступил наружу,
как тут же сразу обнаружил,
что завезло его в Париж.
Хоть это вас и удивит,
поверьте:
в иностранных брюках
там даже женщины ходили —
совсем французские на вид.
Ивана Кузьмича спина
вспотела,
будто батарея,
французским языком владея
не лучше,
чем его жена.
Затрепетал Иван Кузьмич,
увидев чуждый образ жизни,
однако собрал последние силы в организме,
дабы Отечества достичь.
Иван Кузьмич дышал едва,
желая вниз
опять свалиться:
он так любил родные лица
и всем понятные слова!
Иван Кузьмич как таковой
задумался
Он был высоко-
квалифицированный токарь
и часто думал головой.
Он думал:
«В следующий раз,
того гляди,
уедешь в гости
на Берега Слоновой Кости,
а то и в знойный Гондурас...»
А в это время,
чуть ворча,
сварив деликатес на ужин,
на кухне ожидала мужа
жена Ивана Кузьмича.
Она ворчала зубы сквозь:
— Деликатес уже сварился...
куда ж Кузьмич запропастился?.
В Париж отправился небось!..
Последнее путешествие сахара
Сахар выступил в поход
На исходе суток:
Он вошел в открытый рот —
И упал в желудок.
Но минуты через три
Сахар обнаружил,
Что условия внутри
Хуже, чем снаружи.
Изучая вглубь нутро,
Сахар с грустью думал:
«Тесновато, как в метро...
Правда, меньше шума...»
В темноте сырых кишок
Он плутал угрюмо;
Встретил бывший пирожок
С горсточкой изюма.
«Есть тут выход или нет?!» —
Сахар выл от страха.
И когда увидел свет,
Был уже не сахар.
Превращение в слона
Я мечтаю стать слоном
выпуклого цвета.
Часто думаю о том,
как мне сделать это?
Может,
надо больше есть
или чаще кушать?
Чтобы гуще стала шерсть
или толще туша.
Может,
сразу после сна
(даже в день осенний)
нужно делать
для слона
комплекс упражнений?
Не курил я папирос
и не мылся в душе.
Я вытягивал свой нос,
заодно — и уши…
Через пару лет всего,
люди дорогие,
хобот вырос —
о-го-го!
уши — во какие!
И теперь
я гну металл,
забиваю
сваю.
Стал слоном я,
как мечтал.
А зачем?
Не знаю.
Про любовь
Страдал мучительно Балкон:
Он был в Балкониху влюблён.
Подумать только —
И она
Была в Балкона влюблена!
Они,
Любви услышав глас,
Друг с друга не сводили глаз.
Но чувства выразить сполна
Мешала каждому стена.
Влюблённым снились ночью сны,
Что за спиною нет стены.
И будто в лес,
На тихий пруд
Балкон с Балконихой идут.
Поёт кукушка вдалеке.
Они идут —
Рука в руке...
А рядом с ними семенят
Двенадцать милых балконят.
Прощальный поцелуй
Светят звезды, догорая.
И луна висит, как буй...
Совершим же, дорогая,
На прощанье поцелуй!
Вон уже спешит автобус —
Механизм на чувства скуп.
Мой к тебе качнулся корпус,
Чтоб твоих коснуться губ.
Ты вздохнула и губами
Обозначила овал.
Тут же в рот к любимой даме
мой лохматый ус попал.
Ты шепнула нежно:
— Милый!
Извини, я тороплюсь... —
И зубами захватила
Мой-ой-ой лохматый ус.
Ты вошла в автобус ловко,
Будто горная овца.
Я стоял на остановке
С асимметрией лица.
Твой слегка замысловатый
Силуэт мелькнул в окне,
Увозя мой ус лохматый,
Словно память
Обо мне.
Путь в науку
Он жил не богато, питался не сыто.
Решая серьезный научный вопрос,
Любил повторять:
«Где ж собака зарыта?»
пытаясь, ответ обнаружить всерьез.
Теперь у него консультации просят.
Начальство доверило целый отдел!
Все знают:
он в этом
научном вопросе
когда-то собаку
зарытую съел...
Родина
Был мороз.
Причём довольно жуткий —
Аж вода в пруду покрылась льдом!
А по льду
Толпой ходили утки,
Злые и голодные притом.
Обратился к уткам я:
— Простите,
Нет у вас ни пищи,
Ни жилья.
Отчего вы, утки, не летите
В дальние и тёплые края?
— Оттого, —
Мне утки отвечали, —
Что пускай цветёт там ананас,
В тех краях умрём мы от печали,
Потому что Родиной для нас
Служит именно этот замёрзший пруд,
Кря-кря.
Поборов урчание в желудке,
Я подумал нежно:
«Е-моё...
Вот они — простые наши утки!
Вот оно — Отечество моё!»
И пошёл,
Нетвёрдо ставя ногу,
Даже позабыв её обуть.
А луна светила мне в дорогу;
И звезда указывала путь.
Рыба-песец
Что там задумчиво в небе парит,
диких пугая овец?
Это порхает,
как метеорит,
дивная рыба-песец.
Я эту рыбу случайно открыл,
в небо покуда глядел,
чтобы унять любознания пыл
и не слоняться без дел.
Выгоды больше от рыбы-песца,
чем, например, от лещей:
можно пускать ее
в оба конца
для пересылки вещей.
Рыба доставит вам
груз на спине —
хоть на восток,
хоть на юг...
Надо бы премию
выплатить мне
в области рыбных наук.
Как тут не вспомнить,
утратив покой,
рыб удивительных класс?
Только ведь не было
рыбы такой!
Не было.
Но завелась.
Да, без сомнения,
я молодец —
людям открытья нужны.
Станет со временем
рыба-песец
гордостью нашей страны!
С приветом
Какое чудное слово —
Привет!
Оно многозначно,
Сомнения нет...
Вы друга не видели несколько лет,
а, встретив его,
улыбнетесь:
— Привет!
Вы с другом расстались, но слышите вслед
Такое знакомое слово —
Привет.
Вы есть захотели,
Сходили в буфет.
Поесть — не поели,
А деньги — привет!
Когда же в театр вам нужен билет,
вы кое-кому
передайте «привет».
Предмет удивленья,
Восторга предмет —
Горячий, сердечный
И просто — привет.
Но полно, однако.
Довольно об этом...
Желаю успехов!
Собакин.
С приветом.
Самолет
Когда мне было восемь лет,
я рос как маленький нахал:
я смело строил самолет,
который крыльями махал.
И самолет мой вдоль реки
и в зной,
и в ливень,
и в метель
земным законам вопреки,
махая крыльями,
летел.
Я был с наукой не знаком
и мне внушали не спеша,
что тяготения закон
весьма опасно нарушать.
Но я летал — как наяву!
Все волновались, как в кино.
И только бык жевал траву,
быку-то было всё равно.
...Уже лысеет голова.
Давно в игрушки не играл.
Я знаю умные слова —
податливый материал.
Мой самолет из этих слов
имеет современный вид.
И даже парус, и весло...
Вот только в небо
не летит.
Сделай сам
(Урок трудового воспитания)
Чтобы курица летала,
будто выпь
или бекас,
ты из гибкого металла
сделай курице каркас.
Сверху привяжи пропеллер,
обеспечив быстрый лёт.
Снизу прицепи салазки,
если сядет вдруг на лёд.
А закончив процедуры,
ночью птицу не буди:
пожелай наутро куры-
-це счастливого пути!
И тогда, конечно, сразу
куря в небо полетит...
Вот на что способен разум,
если только захотит!!!
Собачья жизнь
Я чинно гулял, огибая газон,
И думал о ломтике сала.
Собака, одетая в комбинезон,
Навстречу мне важно шагала.
Дрожал от мороза осиновый лист,
И ветер свистел то и дело.
Был комбинезон у собаки пушист,
И сала она не хотела.
Моё же пальто было меньше на рост —
Едва прикрывало колено.
И если б имел я в наличии хвост,
То хвост бы дрожал непременно.
Я чинно гулял, поглощая озон.
Сосулька из носа свисала.
Мне тоже хотелось бы комбинезон,
Конечно же, с ломтиком сала.
Хозяин сказал вдруг Собаке:
— Ложись!.. —
Собака свалилась под ясень.
И смысл выраженья
«собачия жизнь»
мне стал очевиден и ясен.
Сон Луны
Возьмите на руки слона,
Погладьте морду носорога,
И чистоплотная Луна
Вам улыбнется,
Как сорока,
И будет весело висеть,
Среди печальных звезд летая,
Как будто пойманная в сеть
Большая рыба золотая;
Однако
Цепи лишних слов
Вокруг опутали планету
И нет поблизости слонов
И носорогов тоже нету;
Устав от горьких новостей,
Луна
Легла
На дно
Колодца,
А Время,
Полное страстей,
Глядит нам в спину
И смеется.
Сонет про баню
Решил про баню сочинить сонет.
Для этой цели, взяв охапку денег,
Купил ушат, мочалку, мыло, веник —
И в баню поспешил, надев лорнет.
Ах, баня! И кого тут только нет:
Моряк, Собакин, повар, академик...
Сюда приходишь ты как неврастеник.
Отсюда ты уходишь как атлет.
Почет и слава банному купанью!
Теперь себя я правильно веду —
И после бани той не хулиганю...
Конечно, можно мыться и в пруду.
Но если скажут мне: «Иди ты в баню!»,
Я в баню с удовольствием пойду.
Союз
Любите девушку с веслом!
Она стоит,
спиной белея,
на территории аллеи,
обремененная веслом.
Ей овладеть бы ремеслом,
небесполезным для народа.
Но ей назначила природа
манипулировать веслом.
Еще тесней сплотив ряды,
она гребла бы,
сидя в лодке...
Вот только не хватает лодки.
Зато хватает ерунды.
Не размышляя ни о чем,
поодаль юноша из гипса
ногой пинает мяч из гипса.
Любите юношу с мячом!
Любите прочный их союз!
Пускай они белее мела,
но смотрят в будущее смело,
создав супружеский союз.
И нет у них других забот,
и не нужна им жизнь иная:
он мяч уверенно пинает,
она уверенно гребет.
Список женщин
Я составил список женщин —
всех,
которых я любил.
Получилось много женщин —
тех,
которых я любил.
Что такое?
Кто такие?
Отчего столпились тут?
Лица грустные такие...
Ядра — чистый изумруд.
Шепот женщин —
чу! —
простужен:
«Как, Собакин, ты живешь?
Что ты кушаешь на ужин?
Что на завтрак ты жуешь?»
Я тогда
согласно списку
им ответил:
«Миру — мир!
Ем на завтрак я сосиску,
пью на ужин я кефир».
Тотчас женщины пропали,
расписные как одна.
Тень моя на покрывале
стала вновь опять видна,
где составил список женщин —
всех,
которых я любил...
Только в нем не обнаружил
той,
которую люблю.
Впрочем,
в этом длинном списке
ей совсем не нужно быть.
Лучше вместе есть сосиски
и кефир на ужин пить.
А потом,
сомкнувши руки,
ждать весеннюю зарю,
чтобы слышалось в округе
наш
ГАВ-ГАВ,
МУР-МУР,
ХРЮ-ХРЮ...
Тигра Иванов
Среди воспитанных верблюдов
и образованных слонов
жил в старом цирке
за решеткой
усатый тигр Иванов.
На вид суров,
душою нежен,
под звуки марша не спеша
он появлялся на манеже —
известный тигр Иванов!
И выгибая стан упругий,
на радость шумной детворе
рискованные делал трюки
способный тигр Иванов.
И славы редкие моменты
он регулярно ощущал:
весьма любил аплодисменты
довольный тигр Иванов.
Но,
возвращаясь за кулисы
и в клетке отходя ко сну,
казался маленьким и лысым
усталый тигр Иванов.
Во сне родные видел джунгли,
решетки чувствовал металл...
И про тигрицу Иванову
со страшной силой
вспоминал.
Товарищ Селедка
Сидел я на лавке, читая газету,
И слушал жужжание мух.
Вдруг вижу: плывет по дороге Селедка,
Лохматым хвостом шевеля.
Я быстро достал телефон из кармана
И задал разумный вопрос:
— Откуда плывете, товарищ Селедка,
И сколько у вас плавников?
Селедка хвостом шевельнула устало:
«Уже восемнадцатый день
Плыву я упорно из банки консервной
На международный конгресс.
Я там выступаю с научным докладом,
Которого смысл такой:
Полезно питаться одним шоколадом,
Особенно перед едой».
— Желаю успехов, товарищ Селедка! —
Я спрятал в карман телефон
И чтение снова продолжил газеты,
Внимая жужжанию мух.
А там сообщалось на главной странице:
«Сегодня в двенадцать часов
Приехало много известных ученых
На международный конгресс.
Профессор Селедка с научным докладом
Имела успех мировой —
Отныне питаются все шоколадом,
Особенно перед едой!»
Я быстро помчался на рынок колхозный
Купить шоколада вагон:
Но там продавались консервные банки
С унылою надписью «СЕЛЬДЬ».
Улитка
Хочет в сад
попасть Улитка,
да мешает ей
калитка.
Я открыть
калитку рад:
пусть ползёт
Улитка в сад!
Целый час
держал калитку —
по-
то-
рап-
ли-
вал
Улитку.
Уход за шнурками
В доме № 49
знаменитый жил Шнурок;
был длиною метров девять
и в плечах весьма широк.
Он обычно в день погожий,
выходя с ботинком в сад,
на веревку был похожий
или даже на канат.
Но однажды развязался
знаменитый тот Шнурок
и внезапно потерялся
на поверхностях дорог.
И теперь
в глубокой луже
он лежит,
закрыв глаза, —
никому уже не нужен,
будто рыба-стрекоза...
Чтоб не шаркать каблуками
по асфальту взад-вперед,
ПОМНИ:
нужен за шнурками
обязательный уход.
Принимаясь за шнуровку,
будь готов
(всегда готов!)
проявить свою сноровку
в шнуровании шнурков.
Чаепитие с милым другом
1
Соединив ладони рук,
мы шли по улице скучая.
Она сказала:
— Милый друг,
не выпить ли нам чашку чая?
А я подумал:
«Чай? О’кей!
Да хоть бы целое корыто...»
И поспешили мы скорей
туда, где не было закрыто.
Задрав штанины мятых брюк,
я сел за столик осторожно.
Она сказала:
— Милый друг,
не заказать ли нам пирожных?
А я подумал:
«Баловство!
Тем паче слишком дорогое...»
Но заказал того-сего,
а также многое другое.
Был чай горячим, как утюг,
дымился, запах источая.
Она сказала:
— Милый друг,
не сможешь ли налить мне чаю?
А я подумал:
«Что ж, смогу;
напитки нужно пить помногу...»
И чай налил ей на ногУ
(вернее, нАлил ей на ногу).
И был прыжок ее упруг!
И скрипнул стул, как дверь сарая.
Она сказала:
— Милый друг,
ты посмотри, я вся сырая...
А я подумал:
«Кавалер
в беде поможет непременно!»
И, взяв пирожное эклер,
я вытер чай с ее колена.
Послышался внезапный стук —
разбилась вдребезги посуда.
Она сказала:
— Милый друг,
а не уйти ли нам отсюда?
А я подумал:
«Хоть бы уж
ходить сюда как можно реже...»
И пара возбужденных душ
ушла гулять
на воздух свежий.
2
Соединив ладони рук,
мы спали вместе на кровати.
Она сказала:
— Милый друг...
А я подумал:
«Нет уж,
хватит!..»
Чайник
Числа месяцы меняли,
друг за другом семеня...
Вы любили
не меня ли?
Вероятно,
не меня.
Облака окаменели,
будто пятна на коне...
Вы спешите
не ко мне ли?
Вероятно,
не ко мне.
Волны моря нас манили.
Лодки сели на мели...
Эти кудри
не мои ли?
Вероятно,
не мои.
С той поры
в тени магнолий
шорох слышу неземной...
Чайник едет —
не за мной ли?
Вероятно,
не за мной.
Шутки ветра
По крышам Ветер
Шутливо шлёпал.
В ладонях Ветра
Летела Шляпа.
Летела Шляпа,
Ворон пугая,
С пером зелёным
От попугая.
Заметив в небе
Объект из фетра,
Смеялись люди
Над шуткой Ветра.
И только дочка
Сказала папе:
«Имею жалость
К несчастной шляпе».
Летела Шляпа
Вперёд упрямо.
Вдогонку Шляпе
Летела Дама.
Летела Дама
В тоске-печали...
Но Даму в небе
Не замечали.
Песни бегемотов
Вот летают бегемоты
Над журчащим ручейком.
Я бегу,
Обутый в боты,
С фиолетовым сачком.
Как поймаю бегемота,
В клетку сразу посажу.
— Спой мне песню,
Друг любезный! —
Бегемоту я скажу.
Если песен петь не будет,
Отпущу его тогда —
Пусть летают бегемотов
Очень тучные стада!
Пусть летают бегемоты
Там и тут,
Там и тут...
И свои простые песни
Нам поют,
Нам поют.
Последний бегемот
(Сонет)
Когда от вас последний пароход
Умчится вдаль под всеми парусами,
Не огорчайтесь! Потому что с вами
Останется Последний бегемот.
Он принесёт малиновый компот
И свежего кузнечика в панаме,
Расскажет вам о жизни в Суринаме
И даже песню звонкую споёт.
Её подхватит тотчас ветер летний
И унесёт за тёплые моря,
Развеяв огорчения и сплетни...
Едва займётся дивная заря,
К вам постучится бегемот Последний —
Гиппопотам, короче говоря.
Прилетели бегемоты
Как-то раз в конце субботы
В наши сельские края
Прилетели бегемоты,
Будто стая журавлей.
Мы их даже и не ждали
Из далёких жарких стран.
А они вот прилетели —
Прямо целый караван!
Стали гнёзда вить повсюду,
Стали песни петь вовсю.
Мы в глубокую посуду
Им насыпали овсу.
Бегемоты поклевали
И порхают кувырком:
Чижик-пыжик,
Трали-вали
(Такие уж весёлые попались) —
Влево-вправо,
Криво-прямо,
То туда,
А то сюда...
Вот пришла с работы мама,
Улыбаясь как всегда.
— Посмотри, — сказала мама,
Подведя меня к окну. —
Бегемоты прилетели...
Значит, скоро быть весне.
читать дальше
Волк
От меня уехал Волк.
Я кормил его капустой,
Видно, этот овощ вкусный,
Видно, кушать он не мог.
Волк уехал от меня.
Сколько зверя не кормите,
Для него природы нити
Крепче толстого ремня.
Он уехал в дальний лес,
Где растут деревьев тыщи.
И построил там жилище,
И в него, довольный, влез.
А потом глядит вокруг,
А внутри жилища - пусто...
Где же ты, моя капуста?
Где же ты, мой верный друг?
Ночью Волк сидит на пне,
На луну тоскливо воя...
Видно, нет ему покоя.
Видно, помнит обо мне.
Без ботинка
Шел по улице прохожий.
Был он ростом невысок.
На одной ноге – ботинок,
На другой ноге – носок.
«Это, видимо, ученый, –
Каждый вслед ему глядел, –
Который так глубоко задумался над научной проблемой,
Что ботинок не надел!»
А прохожий шел угрюмо,
У него носок промок.
Это был Семен Семеныч –
Знатный, кстати, педагог.
У него сегодня дома
Разыгрался жаркий бой:
Поругались два ботинка
Из-за щетки обувной.
И в конце концов решили:
Жить отныне – только врозь!
И хозяину ботинки
Помирить не удалось.
Так и шел Семен Семеныч,
Хоть и был он педагог...
На одной ноге – ботинок,
На другой ноге –
совсем ботинка не было.
О коровах
На травке
у леса густого
паслась луговая корова.
А в море,
водою плеская,
ныряла корова морская.
И где-то
на дерево ловко
карабкалась божья коровка...
Везде успевают коровы:
коровы –
они будь здоровы!
Как ловкий бегемот гонялся
за нахальной мухой в тесной комнате,
где было много стеклянной посуды
НЕмножко НЕобычное НЕстихотворение
Ж
ЖЖЖ
ЖЖЖЖЖЖЖЖ
ЖЖЖЖЖ
ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ
БАЦ!
ЖЖЖЖ
Ж... Ж...
ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ
БАЦ! БАЦ!!
ЖЖЖЖЖЖ
БАЦ! БУМ! ДЗИНЬ!..
ЖЖЖЖЖЖ
ТОП.
ЖЖЖЖ
ТОП – ТОП.
ЖЖЖЖЖЖЖЖ
ТОП – ТОП – ТОП.
ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ
ШЛЕП!!!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
ШМЯК.
И стало тихо.
Костюм для черепахи
В далекой пустыне
жила Черепаха.
Была Черепаха
большая неряха:
ходила в одежде
измятой и рваной,
не пользуясь
ни туалетом,
ни ванной.
Хоть часто меняла
наряд Черепаха,
но быстро рвалась
за рубахой рубаха.
Когда это дело
совсем надоело,
взяла Черепаха
и панцирь надела.
С тех пор
так и ползает
с видом угрюмым.
И панцирь ей служит
надежным костюмом:
не мнется,
не рвется,
всё время на месте –
на целых сто лет...
или даже на двести!
Мышиный поселок
На небо вскарабкался лунный осколок –
В подвале проснулся Мышиный поселок.
Во тьме
Паровоза послышался свист:
Катает мышей
Удалой мЫшинист.
На площади – шум
И мышей мЫшанина.
Повсюду спешат
За мЫшиной мЫшина.
Внизу под мышами
Шуршит мЫшура.
Вверху над мышами
Жужжит мЫшкара.
Ученые мышки полны размышлений...
МЫшок мЫшинально ворует мЫшенник...
Мышата смышленые,
Спрятавшись в тень,
Всю ночь из мЫшкета
Стреляют в мЫшень...
Но утром опустится лунный осколок –
Уснет на рассвете Мышиный поселок.
И мама шепнет мне:
«Тимоша, вставай!..».
А я ей отвечу:
«Я сплю... Не мЫшай...».
Воскрысный крыссворд
Как-то вечером Крыса подпольная
Губки яркой помадой накрЫсила
И, обувшись в крЫссовки спортивныя,
Сразу стала крЫсавицей писаной!
Вот уселась она и крЫсуется,
Наблюдая за крЫсками вечера
И крЫснея от ушек до хвостика.
В гости ждет не дождется крЫсавчика.
Долго тянется время воскрЫсное,
И крЫсотка задумчиво думает:
«Хоть бы крЫсноармеец пожаловал
С крЫстовиной сугубо военною.
НаскрЫсти мы смогли бы достаточно
Сытной пищи в домашних окрЫстностях,
А затем предались б крЫсноречию
О прекрЫсном искусстве художников...».
Только вместо крЫсавца пожаловал
Вдруг крЫстьянин нежданно-негаданно,
А лицо у него крЫснолицее –
Не крЫснуха ли это заразная?
Как сумел он подкрЫсться на цыпочках?
Надо что-то укрЫсть на прощание!
И, схватив пару соли крЫсталликов,
Быстро юркнула Крыса в убежище.
Там уселась она в крЫсло мягкое
И, скрЫстив свои лапки мохнатыя,
Сей крЫссворд стала молча разгадывать,
Что под рубрикой «Крыса поехала».
Автобусное незнакомство
В автобусной давке я шумно пыхтел —
людьми и авоськами скомкан.
И вдруг за стеною спрессованных тел
мелькнуло лицо незнакомки.
Глаза — малахиты, а волосы медь.
Преодолевая усталость,
мне губы шепнули:
— Давай терпеть!
Наверно,
Недолго осталось...
Болела зажатая дверью рука,
валялся башмак у порога.
Но мне показалось:
дорога легка!
И стало свободней...
Немного.
Борьба с инфекцией
Ветер выл,
как воют сто зверей.
Дождь по листьям колотил упруго.
Я и друг
стояли во дворе,
в тишине беседуя друг с другом.
Друг чихххнул!..
И маленький микроб,
вылетев из дружеского носа,
специально постарался,
чтоб
угодить ко мне в ноздрю
без спроса.
Но,
попав в гостеприимный нос,
микроорганизм устроил подлость:
он ущерб хозяину нанес,
заразивши носовую полость.
Я чихххнул —
не раз, а целых три!
Да и не понадобилось боле,
чтобы внутрь дружеской ноздри
гадкого микроба отфутболить.
Долгую беседу мы вели,
между слов чихххая многократно.
А микроб
в двух метрах от земли
двигался
туда → сюда ← обратно...
Наконец,
он рухнул под забор.
Я и друг
обрадовались оба:
дали мы инфекции отпор,
начихххав
на вредного микроба!
В порыве нежности
Сквозь обворожительный туман
Ехал я куда-то
С милой девой,
Обхватив ее рукою левой,
А рукою правой сжав карман.
Дева мне шепнула:
«Отчего ж
Вы кармана щупаете нити?
Лучше в плен объятий заключите,
Чтобы я не чувствовала дрожь...»
Ощущая нежности порыв,
Обуянный надлежащей силой,
Обнял я фигуру
Девы милой,
Свой карман нарочно отпустив.
Из кармана вылезла змея —
То ли анаконда,
То ли кобра, —
И на деву глянула недобро
Живность ядовитая моя.
Дева от испуга сразу в крик!
Я змею ударил больно в ухо
И сказал:
«Ну, что же ты, старуха?»
А змея:
«Ну, что же ты, старик?..»
Визит
Я к Вам пpишел однажды по утpу,
Когда Вы сильно спали на диване.
Румяный кит баpахтался в стакане.
И муха кувыpкалась на ветpу.
Я двадцать шесть минут смотpел на Вас,
Обвоpоженный видом живописным, —
Похожий то на пеpстень с аметистом,
А то на стаpомодный таpантас.
Вы спали, обнаженная до плеч.
И мысль меня точила, как отpава:
«Имею ли я нpавственное пpаво
На часть дивана с Вами pядом лечь?»
Пока я был во власти сквеpных дум,
А также сокpовенных устpемлений,
Вы скpомно выгибали pяд коленей
(Меня влекло обычно только к двум.)
И голос Ваш моих касался уш:
«Я двадцать шесть минут лежу впустую!
Не скучно ль Вам изображать статую?
Напpаво — туалет, налево — душ...»
И я ушел однажды поутру —
Подальше от коварного дивана!
И бледный кит упал на дно стакана.
И муха заблудилась на ветру.
Вместе с Жуком
Однажды
жутко жирный Жук
заполз ко мне в сапог.
Он иждавал жужжащий жвук,
а я жужжать не мог.
Он желтый желудь
жадно грыз
(таков его удел),
потом кружил:
то вверх,
то вниз.
А я так не умел.
Его шесть ног
(а может, рук)
пожав ему подряд,
я понял вдруг,
что этот Жук —
мой друг
и даже брат.
Хотя
с товарищем Жуком
мы не похожи,
но
ходить под солнцем
босиком
нам вместе суждено.
И бодро мы вперед пошли,
как будто на парад.
И все животные Земли
шагали с нами в ряд.
Светило солнышко в глаза:
хи-хи,
хо-хо,
ха-ха!..
А в туче
пряталась гроза —
подальше от греха.
Военная тревога
Для счастья надобно немного:
пирог,
варенье
и зефир.
Но вот военная тревога
нарушила покой квартир.
Военные надев ботинки,
Военные обув штаны,
Я вылезаю из кровати,
Чтоб защитить покой страны.
Сурово пью кефир военный,
Жую военный помидор —
И отправляюсь постепенно
Врагу достойный дать отпор.
А дочь моя лежит в кроватке
и видит детский сон о том
как смелый папа на лошадке
с коварным борется врагом
он ловко скачет с папиросой
навстречу лютому врагу
а ветер с папиного носа
срывает хрупкие очки
потом еще пиджак срывает
потом военные штаны
потом военные ботинки
(ценою в 42 рубля)
а папа без очков не видит
но скачет на лихом коне
навстречу ядерным ракетам
подводным лодкам и т.п.
и враг
в биноклю наблюдая
раздетый папин организм
вдруг неуклонно понимает
что значит русский героизм
он рвет секретную бумагу
и убегает наутек
а папе скоро за отвагу
дадут Почетный Молоток!
Не дали...
И дадут едва ли
хотя бы часть от Молотка.
Ведь даже маленькой медали
еще не дали мне пока.
Тревогу отменили вскоре —
была учебною она.
А мир
(особенно на море)
гораздо лучше,
чем война.
Время добрых зверей
Я в Африке не был ни разу.
В Америке — тоже я не...
Сухарь
не давал дикобразу,
чтоб он покатал на спине.
Змея не кусала в полыни,
не щупал в реке осьминог
и даже, представьте, поныне
не бегал за мной носорог.
Да сколько ж такое продлится?
Не видно ж такому конца...
Пускай забодала бы птица,
пускай заклевала б овца!
И вдруг открываются двери,
и вижу я
(будто во сне),
как разнообразные звери
рысцою несутся ко мне —
несутся, представьте, рысцою
из джунглей,
пустынь
и морей...
Меня напоили росою
и дали мешок сухарей.
Я тоже,
что мог,
отдавал им,
хотя уж и был полужив.
Укрыли меня одеялом,
сперва на кровать положив.
«Покуда о нас не забудешь, —
шептал мне седой дикобраз, —
не раз ты в Америке будешь.
И в Африке — тоже не раз...»
Какая-то мощная сила
помчала секунды быстрей.
И понял я,
что наступило
ВРЕМЯ
ДОБРЫХ
ЗВЕРЕЙ.
Встреча
В чистом поле утром рано
Шел Иван Кузьмич.
Вдруг на голову Ивана
Шлепнулся кирпич.
Молвил Ваня: «Всяка рухлядь
Так и норовит
На макушку сверху рухнуть,
Как метеорит!»
А Кирпич вздохнул: «Доколе
Мне терпеть напасть,
Если даже в чистом поле
Некуда упасть?
В океане и в саванне,
В кресле, на печи —
Всюду попадутся Вани,
Всюду Кузьмичи!..»
Голые животные
У животных нет одежды
Ни для ног и ни для рук.
Ходят звери, как и прежде,
Без ботинок и без брюк,
Без носков и без рубашек,
И, простите, без трусов —
От малюсеньких букашек
До огромнейших слонов.
Вот одеть бы их по моде,
Нарядить и так и сяк,
Чтоб, гуляя на природе,
Люди видели бы, как
Щеголяют бегемоты
В разноцветных пиджаках,
А коровы носят боты
На высоких каблуках.
Впрочем, это лишь надежды,
Вызывающие смех.
У животных нет одежды —
Только шкура, только мех.
Только мех и только шкура
От копыт и до горба:
Уж такая их натура.
Уж такая их судьба.
Два отца
На лужайке
сидел Рыболов,
терпеливо
копал червяков.
Увидал Рыболова
Скворец
и решил:
«Настоящий отец!
Ищет корм
даже лучше,
чем я, —
видно,
тоже большая
семья».
До будущего лета
Уходит тихо Лето,
Одетое в листву.
И остаются где-то
Во сне иль наяву:
Серебряная мушка
В сетях у паука,
Невыпитая кружка
Парного молока.
И ручеёк стеклянный.
И тёплая земля.
И над лесной поляной
Жужжание шмеля.
Приходит тихо Осень,
Одетая в туман.
Она дожди приносит
Из зарубежных стран.
И листьев жёлтых ворох,
И аромат лесной,
И сырость в тёмных норах.
А где-то за стеной
Будильник до рассвета
Стрекочет на столе:
«До бу-ду-ще-го ле-та,
До бу-ду-ще-го ле-...»
Жена не спит
Ночью
ветра слышен стон.
Гулко тикает будильник.
Снится мне
кошмарный сон:
я —
тяжелый холодильник!
Я — железный агрегат,
снедью доверху набитый.
У меня внутри лежат
и продукты,
и напитки...
Увлеченный жутким сном,
не похож на мудреца я:
рот во сне открыт,
а в нем
лампа тусклая мерцает.
Где же опытный монтер
холодильной установки?
Мой измученный мотор
тарахтит без остановки!
Так и сплю —
мотор сипит,
лампа светит небольшая...
А жена моя не спит:
шум и свет
ей спать мешают.
Запасная нога
Наслаждаясь осенью волшебной,
я гулял однажды под луной
и с одной Собакою служебной
встретился на улице ночной.
У нее висело две медали
«За отлов опасного врага».
Я спросил Собаку:
не нужна ли
ей случайно пятая нога?
И Собака звонко отвечала,
что была б готова голодать —
лишь бы только
с самого б начала
пятою б ногою обладать.
Сколько бы врагов она поймала,
запасной орудуя б ногой,
чтобы по указу генерала
ей вручили б
орден боевой!
Я сказал Собаке,
дав конфету:
— Пусть погибнут Родины враги!
Только у меня, признаться, нету
запасной, как видите, ноги.
И добавил:
— Так уж получилось.
Извините,
я ведь пошутил...
А Собака очень огорчилась
и ушла —
печальная совсем.
Заслуженная награда
Уже смеркалось.
Слесарь Дикобразов,
окончив труд,
шагал по мостовой.
И полную корзину дикобразов
он торопливо нес к себе домой.
Но слесаря с животными не ждали
и потому устроили скандал:
мол, дикобразам место в Сенегале —
так пусть он их отправит в Сенегал!
Всю ночь в корзине мерзли дикобразы
без одеялов и продуктов без...
А мимо них неслись не то КамАЗы,
не то машины марки «Мерседес».
Под утро вышел дворник Чистопузов,
помахивая ивовым прутом, —
специалист по переноске грузов,
составленных из мусора притом.
Доставив груз к воротам зверобазы,
он бормотал до утренней зари:
— Оно, конечно, с виду дикобразы,
но тоже звери, что ни говори...
На зверобазе дворника не ждали,
но обещали,
что за честный труд,
хоть и не смогут дать ему медали,
но всё равно чего-нибудь дадут.
Уже светало.
Дворник Чистопузов
усталый, но довольный шел домой
и нес большой аквариум медузов —
в награду за поступок трудовой.
Звериный сонет
Напрасно время жизни берегу:
Мои года в лесу Кукушка сверит,
Где рыскают понятливые звери,
Питаясь непонятливым рагу.
Досадно спотыкаясь на бегу,
Противнику сдаваться не намерен.
Ко мне придет на помощь Сивый Мерин
И отнесет к Овсяному Стогу,
Где не бывает подлости и лести,
Где Бабочка и Тигр играют вместе,
А Ветер, забывая вой и стон,
Шепнет уютно, дуя в Стог Овсяный,
Что величают Бабочку Сусанной,
А Тигр носит имя Спиридон.
Знак вопроса
Я курю.
Из папиросы
вылетает бледный дым.
Образуя знак вопроса,
дым становится седым.
Месяц красный,
будто окунь —
осторожен и колюч —
в сонный омут
черных окон
выплывает из-за туч.
Где-то пахнет пирогами.
Дверь закрыта на засов.
Машут длинными руками
стрелки башенных часов.
Спит водитель дядя Федя —
он устал за целый день.
И во сне куда-то едет,
нажимая на педаль...
Мысли острая рапира
протыкает сверху вниз
неопознанного мира
совершенный организм.
Мир загадочен,
как ребус...
Но,
свободою влеком,
электрический троллейбус
хочет стать грузовиком.
Почему судьба за это
норовит ударить в нос?
Не могу найти ответа
на поставленный вопрос.
Потому на барабане
я учу играть мышат.
И валяется в чулане
мой дырявый парашют.
Изготовление дождя
Я в конструкторы пошел бы!
Пальцев сдерживаю дрожь
и внутри изящной колбы
изготавливаю дождь:
газ летучий,
лес дремучий,
озера сковороду
и упитанную тучу
в колбу хрупкую кладу.
Упадут из тучи капли
на ветвей густую сеть —
в небесах
турецкой саблей
будет радуга висеть!
Но, увы,
дождя разгула
не сработал механизм:
тускло молния сверкнула,
слабый гром
сорвался вниз.
Дождь споткнулся неуклюже,
колбы лопнуло стекло...
И коричневая лужа
на ботинок
потекла.
Исповедь
Я люблю глядеть на деву,
Как она идет одна.
Слышу сладкие напевы:
Ля-ля-ля
И на-на-на.
Вот одна нога ступает,
А затем — еще одна:
Дева пухлая такая!
Вся насквозь она видна.
Если был бы я поэтом,
Я б такое написал,
Что сломались бы при этом
Все верхушки вострых скал.
Но не буду я поэтом —
Это мне не по плечу.
Я пузатым самолетом
В белом небе полечу,
Вспоминая, как мальчишкой
Я ловил пернатых кур...
То ли старым стал я слишком,
То ли лысым чересчур?
Самолет летит стрелою —
Только негде сесть ему.
Ходят девы подо мною,
Ходят девы:
Му-му-му...
История Слона
Где-то в Африке Центральной,
толстым хоботом силен,
жил на редкость натуральный
и не в меру свежий Слон.
И под жаркими лучами
он гулял как чумовой
с непокрытыми плечами
и с такой же головой.
То к навозу прикасался,
то садился в лужу он...
И внезапно оказался
чересчур несвежим Слон.
Пыль скопилася на лапах,
стала потною спина.
И какой-то
скверный запах
появился у Слона.
Но его слониха Даша
от Слона бы
ни за что
не ушла бы,
если б даже
он испортился б совсем.
Потому что увядает
свежесть тела иногда.
Но зато не покидает
свежесть чувства —
никогда!
К вопросу о движении комет
(Урок первоначальной астрономии)
Комету в небе видели вчера.
Она летела тихо и устало,
составленная
то ли из металла,
а то ли из простого серебра.
А я,
надев поношенный лорнет,
искал во тьме съедобные коренья,
пытаясь написать стихотворенье
«К вопросу о движении комет».
Со мной бродил
совсем бродячий пес,
едва стоявший на последних лапах,
однако тонко чувствующий запах,
витавший между ветками берез,
где ползали жуки,
ужи,
ежи
и жирные животные жирафы,
похожие на шкаф
(а может, шкАфы).
Хоть суть была одна —
как ни скажи.
Подвластные движению Земли,
они в пространстве мчались
еле-еле.
Куда? Зачем?
Уразуметь хотели.
Уразуметь, конечно, не смогли.
Комета же летала до утра,
пока мы с псом бродили,
где попало...
составленные
то ли из металла,
а то ли из простого серебра.
Как откормить свинью
Я гулял по французской улице
(А короче — по авеню)
И увидел брошюру с названием
«КАК ОТКОРМИТЬ СВИНЬЮ».
Ознакомившись с оглавлением,
Я от радости сел
Сам не свой:
Мне сначала весьма понравилась
глава «Уход за свиньей».
А потом задрожал я,
Как дерево,
Совокупностью тощих форм,
Обнаружив главу аппетитную,
Называвшуюся «Откорм».
И мечтал я о том,
Чтобы кто-нибудь
(Доживу ли до этого дня?)
Сочинил бы брошюру с названием
«КАК ОТКОРМИТЬ МЕНЯ».
Но,
Опять пошуршав страницами,
Чуть не выкурил
Семь папирос:
Чрезвычайно смутила глава меня,
Называвшаяся... «Опорос»!
А заметив в конце оглавления
Неприятное слово «Убой»,
Я подумал:
Не надо откармливаться —
Лучше буду,
Как прежде,
Худой.
* * *
Какие необъятные миры
Вверху неторопливо проплывали,
Пока внизу мы прятались в подвале
Согласно глупым правилам игры.
А нынче лишь пустые комары
Спешат гурьбой в заоблачные дали,
Усердно нажимая на педали, —
Повадки их коварны и хитры.
Навстречу им плывет пузатый слон
И робко машет длинными руками,
Пытаясь путь загородить веслом...
Но, сколько б глупость в ум ни облекали,
Останется чудесным небосклон —
И места хватит всем над облаками.
Кукиш с маслом
Весь мир наполнен вкусною едой,
что плавает, гуляет и летает,
друг друга неустанно уплетает
в воздэхе, на земле и под водой.
Вот облако свернулось колбасой.
Голодный ветер облако глотает.
А время, как мороженое, тает;
а жизнь идет, как валенок босой.
Но в мире есть особая еда:
она с тобой находится всегда
(и в магазине ты ее не купишь).
Когда возникнет острая нужда,
сложи умело аппетитный Кукиш —
и с маслом жуй его, туда-сюда!
Лунная сказка
Снова ночь пришла на небо —
И Луна висит опять.
Лунный Заяц в сонный город
Отправляется гулять.
Он крадётся по бульвару,
На котором шум умолк.
Зайцу Лунному навстречу
Ковыляет Лунный Волк.
Рассказав ночные вести
На пустынной мостовой,
будут лакомиться вместе
Шоколадною звездой.
А потом наступит утро,
Как бывает по утрам.
Лунный Волк
И Заяц Лунный
Разбегутся по углам.
Аккуратный дворник Ветер
Выйдет с ветреной метлой.
От звезды блестящий фантик
Ловко сдует с мостовой.
Любовное послание
Ваша личность, конечно же, дивная!
Но скажу Вам без тени смущения:
Вы — реальность вполне объективная,
даже данная мне в ощущениях.
Добываю любовь, как старатель, но...
не сторонник ее проявления.
Страсти пылкие спрятав старательно,
я исследую сущность явления:
как в натуре поступки различные
формируют в субъекте потребности
изменять отношение к личности
с чувства ВЕРности на чувство РЕВности?
Дело в том, что любовь быстро портится.
Где найти сохранений рецепты бы?..
А тем временем Ваши пропорции
ощущают чужие рецепторы.
Жизнь, однако, течет замечательно:
то провалы, то спуски пологие...
И запутался я окончательно
в утомительной терминологии.
Ваше сердце — на части делимое,
а душа — как холодная ванная.
Вы — реальность вполне ощутимая,
только мне
объективно
не данная.
Между Небом и Землей
Дождь гуляет
мокрым волком
между небом и землей —
над космическим поселком,
называемым Землей.
От дождя
в душе истома.
Но судьбу не обмануть:
может,
мы уйдем из дома
через несколько минут —
в место,
где над облаками
Солнце вечное живет
и не топчет каблуками
бесконечный небосвод.
На секунду обернемся,
уходя за Солнцем вслед:
может,
мы еще вернемся...
через много тысяч лет.
* * *
Мне с детских лет
пока лежал в коляске,
про институт
рассказывали сказки.
(Родился я в студенческой
семье, а вырос...
на студенческой скамье).
И слушал я, гуляя по манежу,
Что в институте маму
с папой режут.
Я рано понял:
нет страшней врага,
чем злая ведьма —
сессия-Яга!
Про сопромат
рассказывал мне на ночь
наш друг семьи —
студент Семен Иваныч.
И мне с тех пор
немало лет подряд
казался Бармалеем
сопромат...
И в результате,
взвесив аргументы,
я в страшный вуз
не подал документы.
Об этом не жалею,
и сейчас —
хожу спокойно в школу.
В первый класс.
На Патриарших прудах
Висело солнце на гвозде,
Укутанное одеялом,
Утратив верность идеалам
Светить всегда, светить везде;
Вода, застывшая куском
Не то смолы, не то мазута,
Была раздета и разута,
В ней звезды плавали гуськом;
Большая птица, или две,
Среди намокших звезд купалась,
Твое колено выгибалось
Углом латинской буквы V,
И только тонкая игла,
Что сердце чуткое колола,
Слегка робела, но колола...
А что она еще могла?
Напрасные мечты
Как заманчиво стать астрономом,
со Вселенною близко знакомым!
Часто слышать,
как шепчут кругом:
«Вон Собакин пошел...
Астроном!»
Это было бы вовсе не дурно:
наблюдать за орбитой Сатурна,
любоваться созвездием Лиры,
обнаруживать черные дыры...
и трактат сочинить непременно —
«ИЗУЧАЙТЕ ГЛУБИНЫ ВСЕЛЕННОЙ».
Мне хотелось бы стать астрономом,
по ночам на работу влекомым.
Но напрасны все эти мечты:
я ведь с детства
боюсь темноты.
Народная примета
Не умеют летать поросята
Животом ни вперед, ни назад.
Может быть, и умели когда-то,
Но теперь никуда не летят.
Слишком слабыми стали копытца,
И короткими слишком хвосты.
Им бы только в грязи копошиться,
Набивая едой животы.
Темнота наступает густая,
И во сне им привидится вдруг,
Как летит поросячая стая,
Направляясь на солнечный юг.
А народ, покидая постели,
Утепляет получше дома:
Поросята на юг улетели —
Значит, скоро начнется зима.
Одиноко...
В Антарктиде много снега.
И вдобавок много льда.
Кроме этого, вдобавок
нет там больше ничего.
Бродят хмурые пингвины
голубой равнины средь.
А кругом одни пингвины —
просто не на что смотреть!
Ах, умели бы пингвины
вдоль по воздуху летать,
полетели бы пингвины
прямо в Африку тогда,
чтоб вдали от Антарктиды
самолично, так сказать,
всяких там зверей увидеть
и себя им показать.
В Антарктиде нет жирафов,
нет верблюдов,
нет слонов...
Даже славные африканские бегемоты
там почему-то совсем не живут.*
И поэтому пингвины
дни и ночи напролет
видят бледные картины:
сверху — снег,
а снизу — лед.
ОДИНОКО...
Ветер свищет,
вероломно дуя в грудь.
А пингвин упорно ищет
хоть кого-бы-то-нибудь!..
С ледяной ныряет глыбы
в бесконечный океан,
но и там,
помимо рыбы,
не встречает никого.
* Тут у меня что-то не совсем получилось (Автор)
Одуванчики для крысы
В научном подвале Лумумбы Патриса
жила необычная Желтая Крыса.
Она отдала бы печенье и торт
за то,
чтоб поехать на южный курорт.
Любой согласится:
приятного мало
всю жизнь провести в помещенье подвала,
ни разу не слышав,
как чайки кричат,
ни разу не видев,
как рыбы молчат.
И часто мечтала подвальная Крыса,
что будто гуляет в тени кипариса,
а вечером теплым глядит из окна,
как бьется о берег морская волна.
Но вместо прибоя о кромку причала
внутри у нее что-то глухо урчало.
И песни холодные пела метель,
скрипучие ставни срывая с петель.
Тогда вылезала голодная Крыса
и скромно питалась остатками риса,
и горькие слезы душили ее.
И не было в мире печальней ее!
А я в это время
под песни метели
вот эти стихи
сочинял на постели,
забыв про печенье
и даже про торт, —
мне тоже хотелось
на южный курорт,
хотелось нарвать одуванчиков с клумбы,
отправить в подвал их Патриса Лумумбы,
послав Желтой Крысе
горячий привет…
Как жаль,
что зимой одуванчиков нет.
Опасная профессия
Одним успех почти неведом,
Другие же известны всем.
А я работаю обедом
В столовой №27.
Меня готовит тётя Глаша,
Чтоб накормить простой народ.
В моём составе — щи да каша
(А может быть, наоборот).
Когда я становлюсь холодным,
То согреваюсь у огня.
Товарищ, будь всегда голодным,
Чтоб с аппетитом съесть меня!
Моя профессия опасна —
Почти раздет, совсем разут...
Хотя, надеюсь, не напрасно
Меня кусают и грызут.
Вы без меня не проживёте,
Желает каждый вкусно есть.
Скажите мне, что вы жуёте,
И я скажу вам, кто вы есть.
Мы с вами близкие соседи,
Не нужно на судьбу роптать:
Пусть я сегодня буду съеден —
Мы завтра встретимся опять.
Откровение гусеницы
Как только луна
В обрамление окон
Войдет добровольною узницей,
Я под одеяло,
Как в стеганый кокон,
Вползаю противною Гусеницей.
И там размышляю
О чем-нибудь мудром,
Застыв цилиндрической палочкой.
И кажется мне,
Что из кокна утром
Я выпорхну милою Бабочкой.
Но утро приходит —
И солнце на лужу
Сквозь облако
Светит растерянно...
Из кокона
Я выползаю наружу
Невинные портить растения.
Памятник Синим Трусам
Мои Трусы! Я обращаюсь к вам,
хотя тоской полна моя утроба:
ведь расползлась фактически по швам
сия деталь мужского гардероба.
А помните ли вы тот первый миг
(тогда я был худым, как хворостина),
когда контакт застенчивый возник
моей ноги и вашего сатина?
Вы были неприступны — как броня,
хоть нитками суровыми зашиты.
И много лет служили для меня
надежным средством индивид-защиты.
Вы были несгибаемы, как сталь,
и не боялись ненасытной моли.
Я вместе с вами пионером стал,
а после оказался в комсомоле.
Мы были неразлучны там и тут:
во вторник зимний, в летнюю субботу...
Мы вместе поступали в институт,
опаздывали вместе на работу.
И даже в те интимные часы,
когда я с дамой нежился на ложе,
мой верный спутник — Синие Трусы —
с хозяином не расставались тоже.
А сколько посетили мы вокруг
различных туалетных помещений!
Для скольких многочисленных подруг
служили вы объектом восхищений!
Бывало, вы спускались до колен;
бывало, поднимались вверх... и теми
трусами мог гордиться б каждый член-
-корреспондент научных академий.
С тех пор уже прошло немало лет,
и в результате на известном месте
оставили года жестокий след
посредством дырок и других отверстий.
Мои Трусы, настал разлуки час:
в подлунном мире ничего не вечно.
И, вероятно, вынужден я вас
оставить, к сожалению, навечно.
Пусть ветер жизни дует в парусы!
Пусть наша цель теряется в потемках...
Я не забуду вас, мои Трусы,
И расскажу о вас моим потомкам.
Вам памятник потомки отольют.
И в честь Трусов поэта (через годы)
в стране устроят праздничный салют
и назовут морские пароходы.
Пел Соловей
Июнь.
Дремала ночь.
Пел Соловей...
Пел Соловей —
то нежно,
то надсадно.
И гибкий звук
дрожал среди ветвей
немых деревьев
городского сада.
Я распахнул окно —
и вышел в ночь.
Волшебный звук
меня окутал быстро,
но в тот же миг
уже умчался прочь,
легко скользя
с регистра на регистр.
Пел Соловей...
И птичий организм,
подобно капле,
жалок был и хрупок.
Но где-то в нем
скрывался органист
с клавиатурой
и системой трубок.
Пел Соловей!
Звучал орган души,
звучанием своим перекрывая
ворчанье механических машин,
жужжанье электрических трамваев.
Большие звуки наполняли мир.
Ползла секунда,
точно черепаха.
Казалось мне:
я слушаю клавир,
так и не ставший
сочиненьем Баха.
Пел Соловей.
И чудный звук везде
дрожал и таял
умиротворенно...
Но было тихо
в сумрачном гнезде,
где плакала
несчастная ворона.
Перелетные мухи
Падает снег, будто пух,
В воздухе вижу я стаи
Проголодавшихся мух —
Мухи на юг улетают.
Мухи покинули вдруг
Комнаты, кухни и спальни,
И потянулись на юг,
Где кипарисы и пальмы.
Очаровательный юг,
Всюду белеют панамы,
Нет ни морозов, ни вьюг,
Есть виноград и бананы.
Выправив тело и дух,
Вспомнив ромашку и клевер
Стаи упитанных мух
Вновь потянулись на север.
Чтобы, тревожа досуг,
Нежно жужжать возле ухов,
Чтобы маханием рук
Мы отбивались от мухов.
Под стук колес
Собака важною была.
Хотя и страшно с непривычки
сидеть в гремящей электричке,
Собака важною была.
Хозяин,
что Собаку вез,
повел себя не слишком важно:
он поскучал,
зевнул протяжно —
и задремал
под стук колес.
Собака долго не спала,
глазами важными моргала,
но всё же
тоже задремала,
хотя и важною была.
Окошко затянула мгла.
Хозяин спал
и был не важным...
Внизу,
вздыхая носом влажным,
Собака важная спала.
Подводная песня
Не очень-то приятно
работать водолазом
в скафандре полосатом
и в шлеме одноглазом.
Всё время озираться
под тяжестями груза:
укусит ли акула,
ухватит ли медуза?
А вот свободный дайвинг —
занятие, что надо:
ныряй себе под воду
и плавай... до упада!
И пусть во время дайвing
тебе щекочут пузing
то плавники акулing,
то щупальца медузing.
Поездка за рубеж
Иван Кузьмич спешил домой.
Он был известен как высоко-
квалифицированный токарь.
И вот теперь спешил домой.
Иван Кузьмич вошел в подъезд.
Осталось ждать ему недолго,
когда он с чувством выполненного долга
деликатес на ужин съест.
Иван Кузьмич затрясся аж,
осев почти наполовину,
и, лифта нагрузив кабину,
поехал на восьмой этаж...
Открылись двери.
Только лишь
Иван Кузьмич ступил наружу,
как тут же сразу обнаружил,
что завезло его в Париж.
Хоть это вас и удивит,
поверьте:
в иностранных брюках
там даже женщины ходили —
совсем французские на вид.
Ивана Кузьмича спина
вспотела,
будто батарея,
французским языком владея
не лучше,
чем его жена.
Затрепетал Иван Кузьмич,
увидев чуждый образ жизни,
однако собрал последние силы в организме,
дабы Отечества достичь.
Иван Кузьмич дышал едва,
желая вниз
опять свалиться:
он так любил родные лица
и всем понятные слова!
Иван Кузьмич как таковой
задумался
Он был высоко-
квалифицированный токарь
и часто думал головой.
Он думал:
«В следующий раз,
того гляди,
уедешь в гости
на Берега Слоновой Кости,
а то и в знойный Гондурас...»
А в это время,
чуть ворча,
сварив деликатес на ужин,
на кухне ожидала мужа
жена Ивана Кузьмича.
Она ворчала зубы сквозь:
— Деликатес уже сварился...
куда ж Кузьмич запропастился?.
В Париж отправился небось!..
Последнее путешествие сахара
Сахар выступил в поход
На исходе суток:
Он вошел в открытый рот —
И упал в желудок.
Но минуты через три
Сахар обнаружил,
Что условия внутри
Хуже, чем снаружи.
Изучая вглубь нутро,
Сахар с грустью думал:
«Тесновато, как в метро...
Правда, меньше шума...»
В темноте сырых кишок
Он плутал угрюмо;
Встретил бывший пирожок
С горсточкой изюма.
«Есть тут выход или нет?!» —
Сахар выл от страха.
И когда увидел свет,
Был уже не сахар.
Превращение в слона
Я мечтаю стать слоном
выпуклого цвета.
Часто думаю о том,
как мне сделать это?
Может,
надо больше есть
или чаще кушать?
Чтобы гуще стала шерсть
или толще туша.
Может,
сразу после сна
(даже в день осенний)
нужно делать
для слона
комплекс упражнений?
Не курил я папирос
и не мылся в душе.
Я вытягивал свой нос,
заодно — и уши…
Через пару лет всего,
люди дорогие,
хобот вырос —
о-го-го!
уши — во какие!
И теперь
я гну металл,
забиваю
сваю.
Стал слоном я,
как мечтал.
А зачем?
Не знаю.
Про любовь
Страдал мучительно Балкон:
Он был в Балкониху влюблён.
Подумать только —
И она
Была в Балкона влюблена!
Они,
Любви услышав глас,
Друг с друга не сводили глаз.
Но чувства выразить сполна
Мешала каждому стена.
Влюблённым снились ночью сны,
Что за спиною нет стены.
И будто в лес,
На тихий пруд
Балкон с Балконихой идут.
Поёт кукушка вдалеке.
Они идут —
Рука в руке...
А рядом с ними семенят
Двенадцать милых балконят.
Прощальный поцелуй
Светят звезды, догорая.
И луна висит, как буй...
Совершим же, дорогая,
На прощанье поцелуй!
Вон уже спешит автобус —
Механизм на чувства скуп.
Мой к тебе качнулся корпус,
Чтоб твоих коснуться губ.
Ты вздохнула и губами
Обозначила овал.
Тут же в рот к любимой даме
мой лохматый ус попал.
Ты шепнула нежно:
— Милый!
Извини, я тороплюсь... —
И зубами захватила
Мой-ой-ой лохматый ус.
Ты вошла в автобус ловко,
Будто горная овца.
Я стоял на остановке
С асимметрией лица.
Твой слегка замысловатый
Силуэт мелькнул в окне,
Увозя мой ус лохматый,
Словно память
Обо мне.
Путь в науку
Он жил не богато, питался не сыто.
Решая серьезный научный вопрос,
Любил повторять:
«Где ж собака зарыта?»
пытаясь, ответ обнаружить всерьез.
Теперь у него консультации просят.
Начальство доверило целый отдел!
Все знают:
он в этом
научном вопросе
когда-то собаку
зарытую съел...
Родина
Был мороз.
Причём довольно жуткий —
Аж вода в пруду покрылась льдом!
А по льду
Толпой ходили утки,
Злые и голодные притом.
Обратился к уткам я:
— Простите,
Нет у вас ни пищи,
Ни жилья.
Отчего вы, утки, не летите
В дальние и тёплые края?
— Оттого, —
Мне утки отвечали, —
Что пускай цветёт там ананас,
В тех краях умрём мы от печали,
Потому что Родиной для нас
Служит именно этот замёрзший пруд,
Кря-кря.
Поборов урчание в желудке,
Я подумал нежно:
«Е-моё...
Вот они — простые наши утки!
Вот оно — Отечество моё!»
И пошёл,
Нетвёрдо ставя ногу,
Даже позабыв её обуть.
А луна светила мне в дорогу;
И звезда указывала путь.
Рыба-песец
Что там задумчиво в небе парит,
диких пугая овец?
Это порхает,
как метеорит,
дивная рыба-песец.
Я эту рыбу случайно открыл,
в небо покуда глядел,
чтобы унять любознания пыл
и не слоняться без дел.
Выгоды больше от рыбы-песца,
чем, например, от лещей:
можно пускать ее
в оба конца
для пересылки вещей.
Рыба доставит вам
груз на спине —
хоть на восток,
хоть на юг...
Надо бы премию
выплатить мне
в области рыбных наук.
Как тут не вспомнить,
утратив покой,
рыб удивительных класс?
Только ведь не было
рыбы такой!
Не было.
Но завелась.
Да, без сомнения,
я молодец —
людям открытья нужны.
Станет со временем
рыба-песец
гордостью нашей страны!
С приветом
Какое чудное слово —
Привет!
Оно многозначно,
Сомнения нет...
Вы друга не видели несколько лет,
а, встретив его,
улыбнетесь:
— Привет!
Вы с другом расстались, но слышите вслед
Такое знакомое слово —
Привет.
Вы есть захотели,
Сходили в буфет.
Поесть — не поели,
А деньги — привет!
Когда же в театр вам нужен билет,
вы кое-кому
передайте «привет».
Предмет удивленья,
Восторга предмет —
Горячий, сердечный
И просто — привет.
Но полно, однако.
Довольно об этом...
Желаю успехов!
Собакин.
С приветом.
Самолет
Когда мне было восемь лет,
я рос как маленький нахал:
я смело строил самолет,
который крыльями махал.
И самолет мой вдоль реки
и в зной,
и в ливень,
и в метель
земным законам вопреки,
махая крыльями,
летел.
Я был с наукой не знаком
и мне внушали не спеша,
что тяготения закон
весьма опасно нарушать.
Но я летал — как наяву!
Все волновались, как в кино.
И только бык жевал траву,
быку-то было всё равно.
...Уже лысеет голова.
Давно в игрушки не играл.
Я знаю умные слова —
податливый материал.
Мой самолет из этих слов
имеет современный вид.
И даже парус, и весло...
Вот только в небо
не летит.
Сделай сам
(Урок трудового воспитания)
Чтобы курица летала,
будто выпь
или бекас,
ты из гибкого металла
сделай курице каркас.
Сверху привяжи пропеллер,
обеспечив быстрый лёт.
Снизу прицепи салазки,
если сядет вдруг на лёд.
А закончив процедуры,
ночью птицу не буди:
пожелай наутро куры-
-це счастливого пути!
И тогда, конечно, сразу
куря в небо полетит...
Вот на что способен разум,
если только захотит!!!
Собачья жизнь
Я чинно гулял, огибая газон,
И думал о ломтике сала.
Собака, одетая в комбинезон,
Навстречу мне важно шагала.
Дрожал от мороза осиновый лист,
И ветер свистел то и дело.
Был комбинезон у собаки пушист,
И сала она не хотела.
Моё же пальто было меньше на рост —
Едва прикрывало колено.
И если б имел я в наличии хвост,
То хвост бы дрожал непременно.
Я чинно гулял, поглощая озон.
Сосулька из носа свисала.
Мне тоже хотелось бы комбинезон,
Конечно же, с ломтиком сала.
Хозяин сказал вдруг Собаке:
— Ложись!.. —
Собака свалилась под ясень.
И смысл выраженья
«собачия жизнь»
мне стал очевиден и ясен.
Сон Луны
Возьмите на руки слона,
Погладьте морду носорога,
И чистоплотная Луна
Вам улыбнется,
Как сорока,
И будет весело висеть,
Среди печальных звезд летая,
Как будто пойманная в сеть
Большая рыба золотая;
Однако
Цепи лишних слов
Вокруг опутали планету
И нет поблизости слонов
И носорогов тоже нету;
Устав от горьких новостей,
Луна
Легла
На дно
Колодца,
А Время,
Полное страстей,
Глядит нам в спину
И смеется.
Сонет про баню
Решил про баню сочинить сонет.
Для этой цели, взяв охапку денег,
Купил ушат, мочалку, мыло, веник —
И в баню поспешил, надев лорнет.
Ах, баня! И кого тут только нет:
Моряк, Собакин, повар, академик...
Сюда приходишь ты как неврастеник.
Отсюда ты уходишь как атлет.
Почет и слава банному купанью!
Теперь себя я правильно веду —
И после бани той не хулиганю...
Конечно, можно мыться и в пруду.
Но если скажут мне: «Иди ты в баню!»,
Я в баню с удовольствием пойду.
Союз
Любите девушку с веслом!
Она стоит,
спиной белея,
на территории аллеи,
обремененная веслом.
Ей овладеть бы ремеслом,
небесполезным для народа.
Но ей назначила природа
манипулировать веслом.
Еще тесней сплотив ряды,
она гребла бы,
сидя в лодке...
Вот только не хватает лодки.
Зато хватает ерунды.
Не размышляя ни о чем,
поодаль юноша из гипса
ногой пинает мяч из гипса.
Любите юношу с мячом!
Любите прочный их союз!
Пускай они белее мела,
но смотрят в будущее смело,
создав супружеский союз.
И нет у них других забот,
и не нужна им жизнь иная:
он мяч уверенно пинает,
она уверенно гребет.
Список женщин
Я составил список женщин —
всех,
которых я любил.
Получилось много женщин —
тех,
которых я любил.
Что такое?
Кто такие?
Отчего столпились тут?
Лица грустные такие...
Ядра — чистый изумруд.
Шепот женщин —
чу! —
простужен:
«Как, Собакин, ты живешь?
Что ты кушаешь на ужин?
Что на завтрак ты жуешь?»
Я тогда
согласно списку
им ответил:
«Миру — мир!
Ем на завтрак я сосиску,
пью на ужин я кефир».
Тотчас женщины пропали,
расписные как одна.
Тень моя на покрывале
стала вновь опять видна,
где составил список женщин —
всех,
которых я любил...
Только в нем не обнаружил
той,
которую люблю.
Впрочем,
в этом длинном списке
ей совсем не нужно быть.
Лучше вместе есть сосиски
и кефир на ужин пить.
А потом,
сомкнувши руки,
ждать весеннюю зарю,
чтобы слышалось в округе
наш
ГАВ-ГАВ,
МУР-МУР,
ХРЮ-ХРЮ...
Тигра Иванов
Среди воспитанных верблюдов
и образованных слонов
жил в старом цирке
за решеткой
усатый тигр Иванов.
На вид суров,
душою нежен,
под звуки марша не спеша
он появлялся на манеже —
известный тигр Иванов!
И выгибая стан упругий,
на радость шумной детворе
рискованные делал трюки
способный тигр Иванов.
И славы редкие моменты
он регулярно ощущал:
весьма любил аплодисменты
довольный тигр Иванов.
Но,
возвращаясь за кулисы
и в клетке отходя ко сну,
казался маленьким и лысым
усталый тигр Иванов.
Во сне родные видел джунгли,
решетки чувствовал металл...
И про тигрицу Иванову
со страшной силой
вспоминал.
Товарищ Селедка
Сидел я на лавке, читая газету,
И слушал жужжание мух.
Вдруг вижу: плывет по дороге Селедка,
Лохматым хвостом шевеля.
Я быстро достал телефон из кармана
И задал разумный вопрос:
— Откуда плывете, товарищ Селедка,
И сколько у вас плавников?
Селедка хвостом шевельнула устало:
«Уже восемнадцатый день
Плыву я упорно из банки консервной
На международный конгресс.
Я там выступаю с научным докладом,
Которого смысл такой:
Полезно питаться одним шоколадом,
Особенно перед едой».
— Желаю успехов, товарищ Селедка! —
Я спрятал в карман телефон
И чтение снова продолжил газеты,
Внимая жужжанию мух.
А там сообщалось на главной странице:
«Сегодня в двенадцать часов
Приехало много известных ученых
На международный конгресс.
Профессор Селедка с научным докладом
Имела успех мировой —
Отныне питаются все шоколадом,
Особенно перед едой!»
Я быстро помчался на рынок колхозный
Купить шоколада вагон:
Но там продавались консервные банки
С унылою надписью «СЕЛЬДЬ».
Улитка
Хочет в сад
попасть Улитка,
да мешает ей
калитка.
Я открыть
калитку рад:
пусть ползёт
Улитка в сад!
Целый час
держал калитку —
по-
то-
рап-
ли-
вал
Улитку.
Уход за шнурками
В доме № 49
знаменитый жил Шнурок;
был длиною метров девять
и в плечах весьма широк.
Он обычно в день погожий,
выходя с ботинком в сад,
на веревку был похожий
или даже на канат.
Но однажды развязался
знаменитый тот Шнурок
и внезапно потерялся
на поверхностях дорог.
И теперь
в глубокой луже
он лежит,
закрыв глаза, —
никому уже не нужен,
будто рыба-стрекоза...
Чтоб не шаркать каблуками
по асфальту взад-вперед,
ПОМНИ:
нужен за шнурками
обязательный уход.
Принимаясь за шнуровку,
будь готов
(всегда готов!)
проявить свою сноровку
в шнуровании шнурков.
Чаепитие с милым другом
1
Соединив ладони рук,
мы шли по улице скучая.
Она сказала:
— Милый друг,
не выпить ли нам чашку чая?
А я подумал:
«Чай? О’кей!
Да хоть бы целое корыто...»
И поспешили мы скорей
туда, где не было закрыто.
Задрав штанины мятых брюк,
я сел за столик осторожно.
Она сказала:
— Милый друг,
не заказать ли нам пирожных?
А я подумал:
«Баловство!
Тем паче слишком дорогое...»
Но заказал того-сего,
а также многое другое.
Был чай горячим, как утюг,
дымился, запах источая.
Она сказала:
— Милый друг,
не сможешь ли налить мне чаю?
А я подумал:
«Что ж, смогу;
напитки нужно пить помногу...»
И чай налил ей на ногУ
(вернее, нАлил ей на ногу).
И был прыжок ее упруг!
И скрипнул стул, как дверь сарая.
Она сказала:
— Милый друг,
ты посмотри, я вся сырая...
А я подумал:
«Кавалер
в беде поможет непременно!»
И, взяв пирожное эклер,
я вытер чай с ее колена.
Послышался внезапный стук —
разбилась вдребезги посуда.
Она сказала:
— Милый друг,
а не уйти ли нам отсюда?
А я подумал:
«Хоть бы уж
ходить сюда как можно реже...»
И пара возбужденных душ
ушла гулять
на воздух свежий.
2
Соединив ладони рук,
мы спали вместе на кровати.
Она сказала:
— Милый друг...
А я подумал:
«Нет уж,
хватит!..»
Чайник
Числа месяцы меняли,
друг за другом семеня...
Вы любили
не меня ли?
Вероятно,
не меня.
Облака окаменели,
будто пятна на коне...
Вы спешите
не ко мне ли?
Вероятно,
не ко мне.
Волны моря нас манили.
Лодки сели на мели...
Эти кудри
не мои ли?
Вероятно,
не мои.
С той поры
в тени магнолий
шорох слышу неземной...
Чайник едет —
не за мной ли?
Вероятно,
не за мной.
Шутки ветра
По крышам Ветер
Шутливо шлёпал.
В ладонях Ветра
Летела Шляпа.
Летела Шляпа,
Ворон пугая,
С пером зелёным
От попугая.
Заметив в небе
Объект из фетра,
Смеялись люди
Над шуткой Ветра.
И только дочка
Сказала папе:
«Имею жалость
К несчастной шляпе».
Летела Шляпа
Вперёд упрямо.
Вдогонку Шляпе
Летела Дама.
Летела Дама
В тоске-печали...
Но Даму в небе
Не замечали.
Песни бегемотов
Вот летают бегемоты
Над журчащим ручейком.
Я бегу,
Обутый в боты,
С фиолетовым сачком.
Как поймаю бегемота,
В клетку сразу посажу.
— Спой мне песню,
Друг любезный! —
Бегемоту я скажу.
Если песен петь не будет,
Отпущу его тогда —
Пусть летают бегемотов
Очень тучные стада!
Пусть летают бегемоты
Там и тут,
Там и тут...
И свои простые песни
Нам поют,
Нам поют.
Последний бегемот
(Сонет)
Когда от вас последний пароход
Умчится вдаль под всеми парусами,
Не огорчайтесь! Потому что с вами
Останется Последний бегемот.
Он принесёт малиновый компот
И свежего кузнечика в панаме,
Расскажет вам о жизни в Суринаме
И даже песню звонкую споёт.
Её подхватит тотчас ветер летний
И унесёт за тёплые моря,
Развеяв огорчения и сплетни...
Едва займётся дивная заря,
К вам постучится бегемот Последний —
Гиппопотам, короче говоря.
Прилетели бегемоты
Как-то раз в конце субботы
В наши сельские края
Прилетели бегемоты,
Будто стая журавлей.
Мы их даже и не ждали
Из далёких жарких стран.
А они вот прилетели —
Прямо целый караван!
Стали гнёзда вить повсюду,
Стали песни петь вовсю.
Мы в глубокую посуду
Им насыпали овсу.
Бегемоты поклевали
И порхают кувырком:
Чижик-пыжик,
Трали-вали
(Такие уж весёлые попались) —
Влево-вправо,
Криво-прямо,
То туда,
А то сюда...
Вот пришла с работы мама,
Улыбаясь как всегда.
— Посмотри, — сказала мама,
Подведя меня к окну. —
Бегемоты прилетели...
Значит, скоро быть весне.
@музыка: звонит кто-то на рабочий... пусть звонит
@настроение: "И летали бегемотов очень тучные стада" (с)
@темы: стихи
Мозг ушел в небытие... 
Вы постоянно проверяете себя на прочность. А заодно и окружающий мир. В конце концов, вся жизнь - это такой большой эксперимент, а уж вы-то экспериментатор от бога. На кухне вы можете творить чудеса, если конечно снизойдете до такой банальности, как кухня. Вы прожженый циник и неприкрытый романтик одновременно. И черт его знает, как вам удается это сочетать.
